Укрощенная горцем

— Я даже подумать не могу, что ты женишься, Коннор. Даже ради королевства. Я ведь больше не дитя. Я понимаю, что у тебя есть долг.

— К дьяволу этот долг! Я не собираюсь жениться на ней, Мейри! И никогда не собирался.

Он не собирался? Мейри выпрямилась и уставилась на дверь.

— Как, не собирался?

— Может, потом я обижусь, что ты в который раз не доверилась моей любви. Пожалуй, это начинает меня раздражать.

Коннор замолчал, потому что Мейри открыла дверь и в упор посмотрела на него. Да, пьян. И выглядит ужасно. Мундир помят. Воротник рубашки расстегнут и свободно болтается на шее. Небритые щеки потемнели от щетины. Но самое главное — взгляд. По глазам Коннора было видно, как отчаянно он страдает. Сапфировый огонь в них потух. Никаких ямочек на щеках не осталось. Не было даже тени от них.

— Какая ты красивая!

Они стояли и смотрели друг на друга через порог. Сердце Мейри колотилось о ребра. И дело было не в том, что она не слышала его комплиментов раньше. Слышала. Слышала каждый день с тех пор, как приехала в Уайтхолл. И не в том, что Коннор не говорил ей, какая она красивая даже в простой рубашке. Говорил. Но сегодня в его отчаянии звучала новая, глубокая нота, как будто любовь к ней для Коннора важнее жизни. И его глаза это доказывали: единственный взгляд на нее вернул им цвет, сияние и глубину.

Коннор переступил порог, как император, явившийся за своими трофеями, и притянул Мейри к себе.

— Прости меня, — прошептал он и стал целовать ее распухшие веки. — Я думал, что, если не скажу тебе, ты будешь в безопасности, но не смог выдержать мысли, что снова причинил тебе боль.

В тесноте его объятий Мейри не могла не только ясно мыслить, но даже дышать — боялась разрушить магические чары, которым она снова поддалась.

Но тут она вспомнила страшный вечер, который провела в этой комнате, оттолкнула его и с размаху шлепнула по щеке.

— Ты… ты заставил меня поверить, будто женишься на этой маленькой…

Коннор снова притянул ее, не обращая внимания на впившиеся в спину ногти.

— Я думал, так будет лучше. Ты рискуешь жизнью, чтобы добыть сведения о камеронцах. А ради меня что бы сделала?

— Все, что угодно. Ради тебя я сделала бы все. Но, черт подери, о чем ты говоришь? Какое отношение имеет сбор сведений для милиции к твоей свадьбе?

И Коннор рассказал ей о своих планах, о надеждах найти что-нибудь компрометирующее де Веров, конную гвардию, парламент. Что-нибудь такое, что изменит отношение короля к Оксфорду и необходимости — или даже самой возможности — его поддержки.

— А если там ничего нет, Коннор? Я провела с Генри много часов, и он всегда выражал лояльность к Якову.

— Это не имеет значения, — заявил он. — Я не женюсь на Элизабет. Если потребуется увезти тебя во Францию, я это сделаю.

— А ты сможешь?

Мейри провела пальцем по его щеке. О Боже, она ведь думала, что снова его потеряла. Потеряла все свои мечты и надежды, которые проснулись в ней, когда он вернулся. Медленная смерть с вражеской стрелой в груди была бы не столь мучительна. Но Мейри не потеряла его, как не теряла семь лет назад. Ради нее Коннор готов отступиться от короля и покрыть позором свое имя. За это Мейри любила его еще больше, если такое вообще возможно, но она не позволила бы Коннору сделать такой шаг.

— Я хочу помочь тебе.

— Нет. Лучше, чтобы ты оказалась подальше отсюда. — Коннор наклонился и осторожно поцеловал Мейри, и целовал до тех пор, пока она не обмякла в его руках. — Я хочу на несколько дней увезти тебя в свой особняк. Если с тобой что-нибудь случится…

— Ничего со мной не случится, Коннор. Позволь мне помочь…

Он покачал головой раньше, чем она успела закончить то, что собиралась сказать. Проклятие, как он упрям! И как силен! Об этом Мейри подумала, когда Коннор подхватил ее на руки, ногой захлопнул дверь за спиной и отнес на кровать.

Коннор лишился дара речи. Да и что может сказать простой смертный богине, сирене, которая явилась и увела его от всего, что имело для него ценность раньше?

Его жизнь — это Мейри. Пусть его лучше застрелят как предателя, чем обрекут на жизнь без нее, с другой женщиной. Сначала для него на первом месте стояла безопасность Мейри, но в «Трубадуре» он слишком много выпил. Однако все же недостаточно, чтобы изгнать из памяти ее удаляющуюся фигуру, когда он сообщил ей о приказе короля. Мейри уже делала это — уходила и вычеркивала его из своей жизни. Больше он этого не допустит. И Коннор покинул таверну с мыслью, что должен рассказать ей правду. Он не расстанется с ней из-за де Веров и, уж конечно, из-за ее проклятого упрямства.