— Я не знаю, как снять потом этот браслет, в котором засел Эффу, — негромко произнес Калипсо, глядя на свой пульсирующий фиолетовым светом браслет-татуировку. — Я смог его внедрить в браслет, смог соединить с собой, но понятия не имею, как отделить потом Эффу от себя. Я пока не знаю, как это сделать, и не знаю, что потом делать с этим браслетом… Вы заберете его? Когда я выполню миссию… Вы придете забрать браслет?
— А зачем?
Калипсо вскинул голову и недоуменно глянул на Хааска.
— Ты оставишь его себе и проживешь с ним столько, сколько захочешь. А потом либо передашь его кому-то достойному, либо мы придем и заберем браслет… К тому времени ты сам разберешься, как его безопасно снять, — хмыкнул Хааск. — Пользуйся силой Эффу, направляй ее на благо. В конце концов, ты сейчас создал лишь сердце этого мира, задал точку в пространстве, но тебе предстоит еще много лет помогать этому миру наращивать его плоть. Ты создал этот мир с помощью магии Эффу, вложив его энергию в созидание, и тебе понадобится еще много энергии первородного духа хаоса, чтобы вдохнуть полноценную жизнь в этот мир и в дальнейшем довести его до совершенства. Мироздание выбрало тебя проводником теневой магии в этот мир, Калипсо, так что неси это звание и дальше. Пользуйся этим, обучайся, ведь лучше Эффу наставника в теневой магии не существует. Он в этой сфере — лучший из лучших, и ты вполне претендуешь на звание второго лучшего, после Эффу. Пользуйся браслетом столько, сколько захочешь, сколько посчитаешь нужным. Твоё сердце отныне навсегда закрыто для соблазнов хаоса… Ты упорядочил свой внутренний хаос. Создание нового мира, знаешь ли, есть высшая форма упорядочения хаоса. Так что ты достоин хранить этот браслет и дальше, Калипсо. Мы видим, что твое сердце навсегда закрыто для его ядовитой тьмы. Честно говоря, на данный момент я и все мои первородные коллеги считаем тебя самым безопасным хранилищем для силы Эффу. Первородный дух хаоса всё время следует держать под контролем холодного разума… А ты долго проживешь, Брандт-младший. Очень долго, даже по меркам вас, фортеминов. За это время слишком много всего произойдет… Так что давай отложим разговор о том, что делать с твоим браслетом, на несколько тысяч лет.
— Надеюсь, за эти несколько тысяч лет мы больше никогда не встретимся, — пробормотал Калипсо, хмуро глядя на Хааска.
Тот в голос расхохотался, и от смеха в очередной раз поменял свой облик, став вдруг моложе на пару десятков лет. Теперь он больше напоминал симпатичного подростка с озорным взглядом и шальной улыбкой.
— Я тоже на это надеюсь, малыш!
Он махнул рукой и развернулся к своим первородным коллегам, которые уже начали молча уходишь и растворяться в воздухе, возвращаясь на изнанку мира.
— Удачи тебе, Брандт-младший! — крикнул Хааск напоследок. — Приходи в себя и отправляйся в тот мир, который сейчас больше всего нуждается в твоей защите. Здесь, в новорождённом мире, время течет так же медленно, как на изнанке мира, так что у вас есть несколько минут, чтобы перевести дух, но все равно вам следует поторопиться. Удачи вам всем! Мы наблюдаем за вами с изнанки мира и не сомневаемся в вашей победе. Наше Небесное Благословение прослужит тебе вплоть до успешного завершения твоей миссии, малыш Калипсо!..
Последние слова его слышались словно бы издалека, потому что Хааск уже наполовину растворился в воздухе. Он и другие первородные духи исчезли, и мы с Калипсо остались совсем одни.
Я так и продолжила сидеть на земле, не зная, что сказать, что сделать. На меня напала какая-то странная апатия, наверное, это тоже был эдакий «отходняк» от стресса. Хорошо, что здесь время текло иначе, и у нас была короткая возможность прийти в себя после всего этого безумного головокружительного скачка в реальностях и эмоциональных качелях, перед тем как нам придется отправиться на битву с Эйзересом. Если честно, сейчас она мне казалась какой-то смешной и неважной, простой, потому что я настолько сильно перенервничала из-за этих треклятых богов, что мне всё остальное казалось простым, легким и каким-то несерьезным. Я не знала, что сейчас творилось в голове Калипсо, но смутно догадывалась, что он испытывал схожие эмоции.
Он так и сидел на земле, скрестив ноги, упершись локтями в колени, только сейчас еще уронил лицо в ладони и какое-то время сидел так молча. Вокруг царила абсолютная тишина, нарушаемая только нашим тяжелым дыханием. Прям абсолютная, потому что в этом странном клочке реальности пока что не существовало никаких звуков. Эдакие пластиковые с виду декорации. Красивые, но пока что неживые.