Что-то, что заставит меня переключиться с мыслей о Владе на другое. Я просто хочу сфокусироваться на прежней своей жизни, в которой не было место сердечным переживаниям и тоске по одной и той же женщине…
***
Забились.
Договорились.
Сделано!
Дубина пытался нас отговорить, но если есть что-то общее между мной и Громом — это чертово упрямство! Одинаковые в этом.
Дико газовали на старте сложного трека.
Полил косой дождь. Залупил нещадно…
Дубина в очередной раз предупредил, что не стоит. Отказаться? Отступить?
Я посмотрел на Грома, тот отрицательно качнул головой и усмехнулся, мол, сдавайся, если хочешь!
Разумеется, я отступить не мог.
Трассу проходили носом к носу. Несмотря на скользкий асфальт и почти нулевую видимость, я гнал не хуже Грома, а это что-то, да значит, если учесть, что он на байках гоняет больше пятнадцати лет.
Финиш был рядом…
Я решил скосить круг, слишком близко подобрался к кромке, не смог выровнять ход байка, и меня понесло.
Последнее, о чем я подумал, было: так и не успел сказать…
Глава 38
Глава 38
Влада
Недавно я наблюдала, как собирала вещи прежняя ассистентка Мерзликина, и испытывала торжество — такое мелочное, глупое, типично бабское торжество, которое присуще любой из нас. Да-да, и не надо говорить, что это не так! Хоть однажды каждая из нас, но злорадствовала, испытывая удовольствие, наблюдая, как та, к которой ты испытываешь неприязнь, села в лужу.
Разумеется, я не могла оставить рядом с собой девчонку, которая отличалась только тем, что Мерзликин ее потрахивал, используя для снятия напряжения. Дурочка после того, как он сложил с себя полномочия, совсем расклеилась, ревела в туалете. Мне даже стало ее жалко, ровно на одну секунду. Потом я о ней забыла, ровно до того момента, как она, все так же шмыгая носом, не начала путаться на ровном месте.
Нет, так никуда не пойдет!
Дело даже не только в том, что Мерзликин ее трахал! Дело не в моей дурацкой, необоснованной, но, факт, существующей ревности! Дело в том, что эта девица позволяла личным переживаниям заслонить остальные мысли, и вместо работы у нее выходила откровенная лажа. Так что я тысячу раз была права, попросив ее уволиться.
На место прошлой ассистентки пришел ассистент — молодой человек двадцати пяти лет, неплохо зарекомендовавший себя на прошлом месте работы. Испытательный срок в три дня он выдержал с достоинством.
Мужчины более собраны, менее эмоциональны… Плюс он расторопный, поэтому я решила взять его на работу.
***
Разумеется, не все были рады тому, что Мерзликин назначил меня на место генерального. Первой неприятная оплеуха прилетела, откуда я ее не ждала.
В аккурат под закрытие офиса появился отец Гордея — Иван Михайлович. В прошлом я очень хорошо к нему относилась. Знаю, девочки много сплетничали о том, что у него две семьи плюс любовницы… Да я и сама слушала эти сплетни, прекрасно зная, что это не только слухи, а самая, что ни на есть, настоящая правда.
Вот только, как руководитель, он был замечательным, не скупился на премии и приятные поощрения для тех, кто был готов вкалывать до седьмого пота. Он всегда шел навстречу личным просьбам, но и требовал немало. В целом, под его руководством было приятно работать, и он тоже был всегда радушен ко мне.
Обычно он тепло приветствовал, так и в этот раз, Иван Михайлович вошел в офис, направился в кабинет генерального и улыбнулся:
— Ладушка, умничка моя!
Вот только улыбнулись лишь его губы, глаза остались холодными.
Боже, как вспомню наш офис и дружный коллектив в прошлом! После отпусков Иван Михайлович всегда собирал нас в ресторане, дарил приятные мелочи, обнимал со словами: “Как я рад вернуться к еще одной своей семье!”
В другой раз я бы ему улыбнулась.
Но сейчас я смотрела на этого человека и не могла заставить себя улыбаться ему так же тепло, как и раньше.
Гордей ошибался, и я тоже обманывала себя, думая, что можно оставить наше безумное слияние и откровения на курорте, продолжая жить так, будто этого не было!
Сейчас я смотрела на добряка Ивана Михайловича и с трудом сдерживалась. В голове крутился рассказ Гордея:
Вот этот “добряк” Иван Михайлович с мягкими глазами и приятной улыбкой легко поднял руку на ребенка и не просто шлепнул по заднице, но избил до полусмерти так, что маленький мальчик оказался в больнице.
Меня буквально колотило от возмущения и омерзения. Какая же вы все-таки мразь, Иван Михайлович!
Я заставила себя вежливо улыбнуться и даже протянутую руку пожала.
Иван Михайлович Лазарев сел в кресло напротив и огляделся: я еще ничего не поменяла после ухода Мерзликина, даже туфелька в стене так и торчала. Пожалуй, так и оставлю, только придам немного лоска!
— Хорошо устроилась, Владушка, — покачал головой Лазарев.
Фамилии у отца и сына были разными, Гордей записан на фамилии своей матери.