- А она сказала Платону, что я беременна от Игоря.
Юля застыла ненадолго, переводя оценивающий взгляд с одной сестры на другую, потом уперла руки в боки и нахмурилась.
- Малая - кыш! - вынесла она вердикт и указала на дверь.
- Я?! - Машкина физиономия разочарованно вытянулась. - Это вообще-то моя комната.
- Кыш, сказала! - повторила Юля жестко. - Или я скажу маме, что случилось с ее немецкой кастрюлей!
Маша поджала губы, сопя от бессилия, потом вскочила и с видом оскорбленной невинности вытряхнулась из комнаты.
- И если Добрыня или Андрюха проснулись, качать будешь сама! - бросила ей вслед Юля, а потом осторожно, чтобы не хлопнуть, притворила дверь.
- А что там случилось с маминой кастрюлей? - Надя сгребла с дивана игрушки сестры и обессиленно плюхнулась туда, где только что валялась Машка.
- Ничего, - нехотя отозвалась Юля. - Это только мой козырь. Так что там с твоей беременностью?
Надя слишком устала, чтобы бороться с родственным любопытством. Вытянула ноги, откинула голову назад и выложила Юле, до какого пердимонокля довел ее Машкин длинный язык.
- И теперь он говорит, что любит меня, - подытожила она. - Предлагает быть вместе, а я... Слушай, но он же потаскун, каких свет не видывал!
- Это у многих бывает, - Юля уселась рядом и положила голову Наде на плечо. Они частенько так лежали в детстве: Надя забиралась в кровать к старшей сестре, когда было страшно ночью или когда болел живот, и Юля вот так уютно устраивалась около нее и рассказывала о своих ухажерах. Почему-то Надя любила эти истории куда больше, чем детские сказки про принцесс. - Дима тоже шлялся, пока не перебесился. Кому-то скучно, у кого-то гормоны скачут.
- А как же «горбатого могила исправит»? - Надя задумчиво прислонилась щекой к Юлиному затылку.
- Фигня это все. Не меняются только те, у кого нет, ради кого меняться, - вздохнула Юля.
- На Димку посмотри: он на свою надышаться не может. Маша - дура, конечно, и ремень по ней плачет, но ведь она права. Пока мужика не подтолкнешь, он так и будет ходить и клювом щелкать.
- А если я ему надоем? Я же не какая-то суперсекси! - и Надя уныло скосила глаза к своей не слишком пышной груди.
- Это вообще в отношениях последнее дело. Сиськами долго сыт не будешь, - Юля проследила за Надиным взглядом и усмехнулась. - Даже вон детям максимум на год хватает. Ты главное для себя пойми, нужен он тебе или нет. Ты его любишь?
- А как его не любить?! - обреченно простонала Надя. - Он же. Ты же видела его! Смотришь, и внутри все.
- Бабочки в животе? - подсказала Юля.
- Да почем я знаю! - Надя зажмурилась: так трудно бывает признаться самому себе в очевидном, так страшно осознавать свои слабости, что, кажется, лучше бы вообще никогда ничего не чувствовать. - Бабочки это, или просто надо на глистов провериться.
- Слушай, - Юля отстранилась и серьезно посмотрела сестре в глаза. - Каждой женщине хоть раз приходится делать выбор между надежностью и бабочками в животе.
- И что ты выбрала?
- Стала бы я от большой надежности заводить троих детей, - улыбнулась Юля. - Если ты его правда любишь, то надо хотя бы попробовать, что получится. Иначе сама себе потом не простишь.
- А если не выйдет? Если он сбежит через месяц?
- Никаких «если»! - мотнула головой Юля. - Просто надо держать его в тонусе. Это он должен бояться, что ты сбежишь, а не наоборот.
И как это сделать?
- Вот смотрю я на тебя иногда и думаю: вроде умная баба, а таких простых вещей не понимаешь! У тебя же решение под носом.
- Игорь?.. - неуверенно предположила Надя.
- Игорь, - улыбнулась Юля, и Наде вдруг подумалось: как хорошо, что эта многодетная мамаша с мозгами Макиавелли - ее сестра, а не соперница.
Надя частенько сетовала на судьбу, которая закинула ее в шумное и суетливое семейство Павленко. Но где бы она была теперь без помощи братьев и сестер? Даже Машка с ее промытыми Интернетом мозгами, как ни крути, оказала Наде услугу. Кто знает, сколько бы еще Платон созревал для признания, если бы не бесстыжая Машкина ложь?
Теперь мысль о том, чтобы вернуться с вещами в семейное гнездо уже не казалась Наде такой пугающей. Она готова была уже позвонить квартирной хозяйке, чтобы официально расписаться в собственном банкротстве и захватить у мамы пару больших хозяйственных сумок для постельного белья и всяких личных мелочей, однако стоило Наде взяться за телефон, как на экране всплыло сообщение. Платон перевел ей тридцать пять тысяч, как и обещал.
Он думал о ней. Несмотря на ее отказ, на истеричное бегство, на войну с Игорем. Конечно, брать у человека такие деньги было неправильно, и в любой другой ситуации Надя бы так ни за что не поступила. Она привыкла помогать Платону и опекать его сама, а когда все вдруг перевернулось с ног на голову, ей стало не по себе. Но вариантов у нее других уже не осталось.
«Я все верну», - написала она, чтобы не чувствовать себя так унизительно.
«Я люблю тебя», - ответил он через секунду, и у Нади засвербило в носу от подступающих слез.