Укротить сердце

В течение следующих трех недель мне было предписано соблюдать осторожность. Никаких стрессов. Никаких физических упражнений. Но с каждым днем я становлюсь сильнее. У меня есть лучшие лекарства. Аппараты для контроля работы моего сердца. Все врачи пришли к выводу, что никогда не видели ничего подобного.

Как и я.

Я ― чудо.

Я обвожу взглядом хижину, своих друзей и семью и улыбаюсь брату.

― Я выжила, Макс.

В его глазах стоят непролитые слезы.

― Я знаю, что ты выжила. ― Он убирает прядь волос с лица и берет меня за руку. ― Прости меня за то, что я сказал тебе в тот день по телефону, Рубс. Я слишком старался защитить тебя.

― Ты просто любишь меня, ― говорю я с широкой улыбкой.

― Люблю. И он тоже.

Я смотрю куда указал Макс, и мой взгляд падает на массивную фигуру Чарли в дверном проеме, разговаривающего со Стидом.

Макс усмехается.

― Я все еще не считаю, что жизнь ― это сказка, но ты, черт возьми, действительно чудо.

Улыбаясь, я встречаюсь взглядом с Чарли. Я делаю движение, чтобы подойти к нему, но поворачиваюсь слишком быстро, и это резкое движение тревожит мое заживающее ребро. Я пытаюсь сохранить нейтральное выражение лица, но Чарли быстро соображает. Заметив, как я поморщилась, он немедленно прерывает разговор и направляется в мою сторону.

Он подходит ко мне и берет за руку.

― Ты сядешь, ― говорит он строгим голосом. ― Сейчас.

Макс машет своим пивом.

― Он прав. Давай, Рубс.

Я закатываю глаза, но позволяю им увести меня в гостиную. Два часа спустя, после обеда, состоявшего из яблочного пирога и виски, дом пустеет. Стид и Фэллон уходят, крепко обнявшись со всеми. Тина отвозит моего отца и брата в аэропорт. Остаемся я, Чарли и его братья, сидящие в гостиной.

Я сворачиваюсь калачиком рядом с Чарли и улыбаюсь солнечному свету, проникающему в окна.

― Сегодня был самый лучший день.

Медленно скользя пальцем по моему обнаженному бедру, Чарли целует меня в висок.

― Статус подсолнуха?

― Определенно. ― Я обвожу глазами комнату, внутри меня расцветает счастье. ― Все, кого я люблю, находятся в одном невозможно маленьком пространстве. Совершенство.

― Будет еще лучше, ― ухмыляется Уайетт, закидывая сапог на колено. ― Подожди, пока ты не увидишь, что у меня тут. ― Он размахивает телефоном и наклоняется над Чарли, чтобы передать его мне.

Я ахаю и резко сажусь.

― Боже мой. Ты использовал фотографию.

На первой странице «Биллингс газетт» фотография Деклана Валианта, которую я сделала, и заголовок: СКАНДАЛ С ЗАСТРОЙЩИКОМ! САБОТАЖ НА РАНЧО! ВАЛИАНТ ПОЙМАН С ПОЛИЧНЫМ!

Широко раскрыв глаза, я смотрю на Чарли.

― Когда ты это сделал?

В комнате повисает неловкое молчание. Я вижу, как Форд и Дэвис молча переглядываются.

Наконец Дэвис подает голос со своего места в кресле.

― Мы выложили его после того, как ты пострадала, ― объясняет он. ― После этого у Валианта не будет шансов на выборах.

― Что я говорил? ― злится Чарли, хватая телефон Уайетта так, будто собирается его раздавить. Гнев ожесточает линию его челюсти. ― Никакого стресса.

Уайетт бледнеет.

― Черт. Прости.

― Чарли. ― Я кладу руку на его напряженное предплечье. Гнев исходит от него волнами. ― Давай прогуляемся.

Его пронзительные голубые глаза смотрят на меня.

― Тебе нужно отдохнуть, ― говорит он тяжело выдыхая.

Не обращая внимания на его слова, я встаю. Чарли тут же поднимается на ноги.

― Десять минут, ― говорю я ему, и Дэвис кивает в знак согласия.

― Руби.

― Пожалуйста.

Он смотрит на меня, потом кивает, надевая на голову свой «Стетсон».

Мы не говорим о том, куда направляемся, просто идем.

По наитию.

Мы с Чарли останавливаемся на пастбище и смотрим на обугленные останки конюшни. На почерневшей земле пастбища разбросаны обломки, и все еще чувствуется запах дыма. При воспоминании о событиях той ночи и виде пустого поля, где раньше паслись лошади, на глаза наворачиваются горячие слезы.

― Мне очень жаль, что так получилось с конюшней, ― шепчу я.

― Мы все восстановим, ― хрипло говорит Чарли. ― Все можно заменить, Руби. Но тебя ― нет.

Я переплетаю свои пальцы с пальцами Чарли. Он тихо рычит и притягивает меня ближе.

― Чарли, ― говорю я. ― Ты в порядке?

― Я просто… ― Плечи напрягаются, потом опускаются, он качает головой.

― Где ты? ― Шепчу я ему. Моя рука скользит по его мускулистой спине. ― Не отстраняйся от меня. Пожалуйста.

Вздрогнув, он поворачивается, бережно заключая меня в свои объятия.

― Никогда.

Я поднимаю голову и смотрю на него.

― Тогда поговори со мной.

Он вздыхает.

― Я все время вижу это, Руби. ― Его грудь опускается, он сдается. Позволяя мне вытянуть из него правду, даже если это причиняет боль. Он указывает на место на пастбище. ― Я вижу тебя там. ― Его лицо искажается. ― Ты была мертва, малышка. Это разрушило меня, я никогда не смогу этого забыть.

― Я знаю, ― шепчу я ему. ― Я тоже это чувствую.

Странные слова, но Чарли кивает, словно понимает.

Это моя судьба и сердечная боль Чарли.

Жить с этим. Помнить.

Мое воскрешение. Иногда мне кажется, что я все еще помню, как это было. Умереть. Вернуться. Губы Чарли, его пальцы, запутавшиеся в моих волосах, его слезы на моей щеке.

На самом деле это невозможно. Но кажется именно так.