Укротитель ёкаев (СИ)

— Так теперь я виноват, что промыл тебе мозги лекциями о важности рейтингов? Откуда ж мне было знать, что побрякушка для девушки станет для тебя важнее собственной человечности? В этом плане ты, знаешь ли, не так далеко ушёл от Вендера, что намеревался прикончить тебя по тем же причинам. А ещё, если я хоть немного ориентируюсь в нравах аудитории, то убийство беззащитного, не способного сопротивляться врага, ещё и женского пола в придачу, зрителей бы совсем не порадовало.

— Тогда спасибо, что остановил меня.

— Тебя Энсана остановила, а не я. — Я перевёл взгляд на пистолет, что лежал рядом и не подавал признаков жизни, и не удержался от того, чтобы взглянуть на него духовным зрением. Ну точно же, дуется. — Надо понимать, в бою она теперь не помощник?

— Да я её даже в руку взять не могу, — посетовал парень, помахав передо мной забинтованной ладонью. — Может, ты посоветуешь, как мне лучше перед ней извиниться?

— Если будешь просить о таких советах, она не только кусаться не перестанет, но ещё и подстрелит тебя. Подобрать слова ты должен сам, без чьей-либо помощи.

На этом я попрощался и покинул его номер, наконец развалившись на собственной кровати.

«Иммикер, как там наша плен… кхм, гостья?»

«О, как это мило, что ты поинтересовался судьбой израненной девушки, чья жизнь висела на волоске, причём твоими стараниями. Не прошло и полгода. Ведь потрепаться с союзничками куда важнее, чем побеспокоиться о состоянии того, кого сам чуть не убил».

«Если ты говоришь „чуть“, значит, она жива. Да я и сам ощущаю внутри её присутствие, потому и не беспокоюсь».

«Да я уже начинаю привыкать. Одни девушки после знакомства с тобой оказываются в тюрьме, другие едва не отходят в мир иной, с третьими ты знакомишься, выбивая им двери и окна, а четвёртых по твоему недосмотру разрубают надв… ладно, не будем об этом».

«Вот именно. Лучше скажи наконец, что там с разумной».

«Ну, вроде пока не померла, выздоравливает потихоньку».

«Выздоравливает?»

«Ты об этом, конечно же, не знал, как и обо всём остальном, но раненый ёкай, приняв духовную форму и поселившись в человеке, со временем залечит свои раны и восстановит силы. И у этой девицы действует ровно та же система. Посидит в тебе недельку, и будет как новая».

«Рад слышать. Но тогда выходит, что у разумных и впрямь есть нечто общее с ёкаями?»

«Да я тут сам теряюсь в догадках, кто она такая и что она такое. Как уже было сказано, окажись разумные настоящими ёкаями, я бы тебе ещё за предыдущих двоих глазёнки выжег. Но они другие, точно другие, потому я и не знаю, как с ними поступать».

«А я знаю. Если они вредят людям, то у меня нет иного выхода, кроме как сражаться с ними. Иначе мой геройский статус потеряет смысл. Кстати, я об этом раньше не спрашивал…»

«Да ты ни о чём не спрашивал, кроме как о том, какие ещё режимы зрения я могу пробудить».

«Да-да. Так вот, скажи мне: все ёкаи мирные, или среди них тоже есть те, кто считает людей своими врагами?»

«Всякие есть. Мы куда разнообразнее, чем сделанные под копирку людишки».

«То есть нападение на людей не противоречит вашей природе, что добавляет вам с разумными ещё одно сходство».

«Угу. Сам весь в нетерпении и хочу поскорее разобраться».

«Так что насчёт этой разумной? Ты с ней уже успел пообщаться?»

«Не-а. Она меня игнорирует».

«И когда это ты успел с ней поссориться?»

«Да не ссорились мы, поумерь свою безумную фантазию. Но подумай сам: ты, весь израненный, ложишься в медпункт на лечение, и тут вместо сексапильной медсестрички к тебе подлетает громадное глазище и начинает допрашивать».

«Согласен, прирезал бы не глядя. Тогда сам попробую. Эй, как тебя там, ты ведь здесь и слышишь нас?»

Ответ в голове раздался не сразу:

«Здесь…»

Всё тот же отдающий эхом девичий голос, что придаёт ему замогильных интонаций.

«Как себя чувствуешь?»

«Уже лучше. Боль постепенно уходит».

«Надеюсь, когда поправишься, не вырвешься из меня и не начнёшь снова нападать на людей?»

«Я никогда не хотела ни на кого нападать».

«И всё же ты это сделала. Родителям того парня, знаешь ли, пришлось выложить целое состояние за лечение. Бедняк бы на его месте месяц в гипсе провалялся и получил инвалидность. За что ты его так?»

«В тот день пятеро человек окружили меня, принялись кричать, гоготать и направлять в мою сторону какие-то предметы. Мне стало страшно. Я оттолкнула одного из них своей силой, чтобы освободить путь, и сбежала».

«Вот как… То есть, если бы я не стал бездумно бросаться на тебя с оружием…»

«Я боюсь людей и атакую их всякий раз, когда они приближаются».

«И почему же ты их боишься?»

«Не знаю… Точнее, знаю, что от них нельзя ждать ничего хорошего. Держаться подальше и не контактировать, а если не вышло, то сражаться до последнего вздоха. Это заложено в самом моём естестве».

«Но мне ты всё же доверилась».

«Поступи я иначе, и умерла бы прямо там. А ещё ты не позволил своему союзнику выстрелить в меня. Его оружие… оно делает больно. Так же, как и твоё».

«Уж кто бы говорил о болезненности. Твои атаки запросто человеку кости в порошок сотрут».

На какое-то время повисло молчание, вскоре нарушенное разумной: