— А я… несколько раз заводил с тобой об этом речь. Ты вроде как переводил разговор, или находились более неотложные дела… Да вот даже сейчас: я хотел попросить тебя насчет Олаусса, а вместо этого мы ходим вокруг да около.
Стар разжал кулаки. А что если и впрямь… он и в самом деле переводил разговор. Он не любил этих райновых «так говорят звезды» или еще чего-то. Он не любил мистики. Он не любил… Ладно.
Обида не ушла — осталась звенящая досада. Все-таки они многое играли вокруг него: Хендриксон и Гаев. Да что сделаешь! Иногда Стару и самому казалось, что он может только мечом махать и очаровывать девушек; правда, в иные моменты сама мысль о том, что его могут обойти, вызывала взрыв хмельной ярости.
Но если не доверять астрологу и Хендриксону, то кому вообще можно доверять? Хендриксон — друг его отца, тот, кто почти заменил отца самому Стару. Райн… сложно описать, кто он все-таки есть. Единомышленник, непременное условие его плана? Друг? Да нет, не дружба это, пожалуй… Стар вспомнил, о чем он думал на Танадовском поле, когда решил, что Райн умирает. Кто-то вроде брата — с ним не дружишь по-настоящему, но именно ему доверяешь последнюю линию обороны. Просто удивительно, как астролог умудрился стать всем этим всего лишь за год.
Все это пронеслось в голове у Ди Арси в один миг и все это было очень не четким. Но он нашел в себе силы сказать спокойно:
— Извини, если так. Что же ты хотел?
— Мне кажется, у меня завтра-послезавтра будет приступ, — просто сказал Райн, и Стар мысленно обозвал себя олухом: Райн так точно научился предсказывать эти свои болезни, что немудрено было о них и вовсе забыть… а забывать нельзя. Как и о «Драконьем солнце», непременном условии их плана, которое медленно убивает Райна изнутри. — А сейчас нужно действовать быстро. Поэтому я хотел попросить тебя поговорить с герцогом Олауссом и его племянником.
— Что ты придумал? — спросил Стар, пряча внезапно возникшую неловкость за деловым тоном. — Ситуация-то безнадежная…. Или Ядвига Гаева все-таки смогла повлиять на императрицу?..
Райн как-то странно на него посмотрел:
— Нет, я не просил мать. Я не думаю, что она может оказать какое-то влияние на императрицу на этом этапе. Речь о другом. Я говорил с Главным Жрецом Одина… как раз пока Вия была у госпожи Блауссвис. Есть способ помочь эрцгерцогу. Если в храме объявят, что было знамение, что мальчик на самом деле приходится ему сыном — то закон о наследовании удастся обойти. В таком случае герцог сможет без проблем усыновить его официально.
— А мальчик и на самом деле его сын? — спросил Стар.
— Понятия не имею, — Райн пожал плечами. — Вообще-то такие слухи были, но какие-то слухи всегда есть… Заметь, у Олаусса вообще не было никаких детей, даже внебрачных. Я, конечно, не составлял его гороскоп, но могу предположить… впрочем, это неважно. Я попросил Ральфа организовать нам встречу с герцогом или кем-то из его доверенных лиц. Он должен завтра утром доложить. Ну вот и если я буду в отключке, то придется тебе самому съездить. Говорить нужно будет следующее…
Вия приходила в себя медленно. Мир плыл и качался вокруг нее. Носились какие-то лица, она не узнавала их. Некий голос что-то шептал в глубинах души — она не слышала его. Нечто происходила, но она не была уверена, что именно.
«Мне нельзя, — словно уговаривала она кого-то. — Нельзя, чтобы проходило много времени. Время дорого… здесь, в Ингерманштадте, время дорого… нужно уходить, нужно идти на север…»
Откуда пришла эта мысль — что нужно идти на север, на полночь — она не знала. Просто она взялась, и не подлежало никаким сомнениям, что это было так, а не иначе.
Потом она как-то сразу пришла в себя. Она лежала на постели, в одной из комнат в доме мэтра Розена — она поняла это сразу, но помещение узнала не сразу. Комната была очень длинная и узкая, с темными балками на оштукатуренных стенах, с единственным окном. У окна на табурете сидел Райн и читал какую-то книгу. Лица его не было видно, он повернулся к свету.
Вия довольно долго смотрела на него, пытаясь вспомнить, что произошло. Она помнила снег, помнила лес. Помнила, что гехерте-геест сбежал. Это очень плохой знак… как знать, говорили старые шаманы, когда дух покидает тебя, может быть, жизнь покинет следующей?
Она попыталась понять, покинул ли ее дух, но не смогла.
Тогда она мысленно попробовала ощутить свою разделенную на восемь частей душу — так человек, пробудившись ото сна, мысленно проверяет тело. Что-то было не так с ней, она не могла понять, что. Будто нога затекла… или нет?. Но Вия не знала: может быть, это нормально — чувствовать себя подобным образом?
Райн обернулся. Какое-то мгновение глаза его были отрешенно-равнодушными, как будто он еще находился мыслями в книге, но потом он увидел, что она очнулась, и явственно обрадовался.
— Вия! — он покинул окно и подошел к ней, склонился над постелью. — Тебе лучше? Хочешь что-нибудь? Хочешь пить?
Вия поняла, что ей в самом деле хочется пить, и кивнула. Пока Райн поил ее из чашки, она пыталась сообразить, сколько времени прошло.
— Что с эрцгерцогиней?