Укрытие

Артуру Джексону стыдно, что он в нижней рубахе. Он стоит, забыв о приличиях, в дверях и смотрит на маму. В тусклом свете уличного фонаря она выглядит очаровательно — с кудряшками вокруг лица и огромными карими глазами, которые от волнения кажутся еще больше. Он вспоминает, как положено себя вести.

Простите, миссис, проходите же, на улице дождь. Еще раз простите! А, миссис Амиль! — говорит он, заметив Еву, которая держит на руках спящую Люку. Вы тоже проходите.

Я не желаю видеть эту женщину в своем доме, раздается голос из столовой.

Мама, не понимая, что она сделала не так, поднимает глаза на мистера Джексона. В разговор тут же вступает Ева.

Все в порядке, радость моя, это она обо мне, говорит Ева со злобным смешком.

Она наклоняется к маме и говорит, подражая голосу миссис Джексон: Эта женщина! Никакого понятия о том, как ведут себя приличные люди! Мама глядит на нее с удивлением: разве Джексоны сами в этом что-нибудь смыслят. Ева угадывает ее мысли.

Я тебе все сама расскажу, Мэри, говорит она. Если меня кто не упредит. И склоняет голову к Люке.

Может, я пока отнесу малышку к себе? В четырнадцатый, хорошо?

Мама глядит вслед удаляющейся Еве.

Артур Джексон скалит зубы: вроде нужно вежливо улыбаться, но ему не по себе оттого, что она стоит и смотрит прямо ему в глаза, и Артур Джексон не может с собой справиться.

Я пришла за своими детьми, коротко говорит Мэри, словно напоминая: заберу их, и мы не будем вам мешать.

Он быстро кивает, вытаскивает из кармана брюк конверт.

Они вот туда пошли, видите? Ваша дочь просила вам передать.

Мэри читает записанное им имя.

Селеста? Селеста? Она трясет головой, пытаясь разобрать прыгающие перед глазами буквы.

Ага, миссис… Мэри, точно. Они туда пошли. Мэри кривится.

Селеста — это моя дочь, говорит она. И, вдруг вспомнив про социального работника, начинает паниковать. Кто их забрал?

Да нет же, Мэри, они туда сами пошли.

Мистер Джексон тычет пальцем в свои каракули. Мэри вырывает у него из рук конверт, прижимает ко рту. Она думает. Перебирает места, где они могут быть. Селеста могла отвести их в «Лунный свет». Или забрала на улицу погулять. Мэри оборачивается к двери. На улице совсем стемнело. Что еще могла сделать Селеста? Артур смотрит на нее, видит, что она уставилась в темноту. Сам не зная почему, он чувствует себя виноватым.

Дверь все еще нараспашку? — следует очередной крик из столовой.

Здесь жуткий сквозняк!

Мэри прижимает конверт к груди; она пытается унять сердцебиение. Мистер Джексон замечает этот жест, видит, как рука скользнула от губ к груди, и это его трогает. В коридоре появляется Элис Джексон. Мэри замечает, что она в шлепанцах — голубых с помпонами.

Они пошли к своей тете, говорит Элис и, заметив озадаченный взгляд Мэри, поворачивается к мужу.

Как она ее называла, Артур?

Он пожимает плечами. Он боится повторить вслух то, что запомнил. Элис склоняет голову набок, теребит нос. Задумывается.

Карлотта, говорит она твердо. Так ваша девочка сказала. Пошли к тете Карлотте ужинать. Нашего есть не пожелали!

И она удаляется в столовую. Артур Джексон провожает ее взглядом, наклоняется к маме.

Это далеко, Мэри? Давайте я с вами схожу.

Нет, спасибо, отвечает мама. На автобусе доеду.

* * *

Селеста перевела Розу, Марину и Фрэн через Площадь. Если не найду дом сразу, решила она, пойдем в больницу. Спрошу у кого-нибудь дорогу. Или заглянем в «Лунный свет»; Сальваторе наверняка там.

Так что поначалу Селеста не очень волнуется, но когда они оказываются у «Парада», она приходит в замешательство. Они стоят на углу и ждут, пока Марина сбегает к жилым домам, посмотрит, как называется улица.

Что там написано? — кричит Селеста.

Погоди, Сел… Южная… Церковная… улица.

Они идут дальше, но на следующем перекрестке — Северная Церковная улица, а потом Греческая Церковная. Все три пересекает Западная Церковная. Это похоже на дурной сон. Селеста негодует: оказывается, здесь не одна церковь, а она-то взяла за ориентир свою.

Она решает пойти в «Лунный свет». И только они поворачивают за угол, как глаза ослепляют фары мчащейся на них машины. Селеста толкает сестер к ближайшему подъезду. На улице темно, льет дождь, а сидящий за рулем Джо Медора занят своими мыслями и не замечает четырех маленьких девочек, жмущихся к стене.

* * *

Ева накормила Люку хлебом, напоила какао и завернула в одну из свекровиных шалей. Теперь Люка спит посреди дивана, зажатая между Евиным мужем Юсуфом и его матерью Наймой. Найма ничего не говорит, но ей нравится, что в доме ребенок: она пристально следит за Евой, пытается понять, есть ли у Евы материнский инстинкт, а когда Люка шевелится во сне, ласково над ней курлычет. Рот у Люки открыт, ноги раскинуты в стороны, палец одной руки торчит вверх, в другой она крепко сжимает цепочку, что сорвала с Евиной шеи. Похоже, она чувствует себя как дома.

Ой-ей-ей, шепчет Ева. Какая лапуля.

Юсуф протягивает руку и дотрагивается до ступни Люки.

Очень красивая девочка, миссис, ухмыляется он маме, появившейся в дверях.