– Только не дай каше остыть, – предупредила Ширли. – Я-то знаю, что холодную ты есть не станешь, но я не пойду в столовую, чтобы ее подогревать.
Уокер посмотрел на маленькую плату с нумерованной наклейкой. Потом неохотно взял вилку и набрал солидную порцию.
– Как там наши дела? – спросил он, дуя на кашу.
– Дерьмовые наши дела. Дженкинс и Харпер спорят, имеет смысл вырубить электричество во всем укрытии или нет. Но вот несколько парней, которые там были… ну, когда Нокс и…
Она отвернулась, не договорив.
Уокер кивнул и стал жевать.
– Те парни сказали, что в то утро свет в АйТи горел на полную катушку, хотя мы вроде как отрубили его им.
– Может, они пустили ток по обходным кабелям, – предположил Уокер. – Или питались от аварийных аккумуляторов. Они у них есть, сама знаешь.
Он принялся жевать очередную порцию каши, но ему до смерти хотелось покрутить потенциометр. Уокер был совершенно уверен, что шум статики изменился, когда он подпаял второй проводок.
– Я им все время твержу, что такие издевательства над укрытием принесут нам больше вреда, чем пользы. Они просто восстановят остальных против нас.
– Точно. Слушай, можешь покрутить эту штуковину? Ну, пока я ем?
Уокер прибавил громкости в динамиках, но ему требовались еще две руки, чтобы вращать потенциометр, болтающийся на двух проводках. Ширли сперва отпрянула от динамиков, но потом потянулась к регулятору громкости.
– Нет, я хочу, чтобы ты покрутила тот, что мы припаяли.
– Какого черта, Уок? Сиди и ешь!
Уокер повиновался. А Ширли, хотя сперва ругалась и протестовала, все же начала крутить ручку потенциометра.
– Медленно, – велел Уокер с набитым ртом.
И точно – статический шум в динамиках изменился, как будто хрустящий пластик начал перемещаться по комнате, отскакивая от стен.
– И что я сейчас делаю?
– Помогаешь старику…
«…Да, ты мне можешь здесь понадобиться…»
Уокер бросил вилку и выставил руку, веля Ширли остановиться. Но она уже проскочила эту позицию настройки и снова ушла в статику. Похоже, Ширли сама догадалась. Она прикусила губу и стала медленно вращать ручку обратно, пока голоса не вернулись.
«Звучит неплохо. В любом случае здесь внизу спокойно. Мне нужно прихватить свое снаряжение?»
– У тебя получилось, – прошептала Ширли, как будто опасаясь, что те люди ее услышат, если она заговорит слишком громко. – Ты починил…
Уокер поднял руку. Разговор по рации продолжался:
«Не нужно. Снаряжение можешь оставить. Помощник шерифа Робертс пришла сюда со своим. Она уже ищет улики, пока мы тут разговариваем…»
«Я тут работаю, пока он бездельничает!» – вставил приглушенный голос на фоне разговора.
Уокер повернулся к Ширли, пока из радио доносился хохот – несколько человек смеялись над шуткой. Он уже давно не слышал живого смеха. Но сам он не смеялся. Он недоуменно хмурился.
– Что не так? – спросила Ширли. – У нас получилось! Мы его починили! – Она вскочила со стула, готовая бежать, чтобы поделиться новостью с Дженкинсом.
– Погоди! – Уокер вытер бороду ладонью и указал вилкой в сторону распотрошенной рации на столе.
Ширли стояла рядом и смотрела на него, улыбаясь.
– Помощник шерифа Робертс? – спросил Уокер. – Кто это такая?
59
Джульетта включила свет в лаборатории, где изготавливались комбинезоны для чистильщиков, и втащила очередную партию груза из отдела снабжения. В отличие от Соло, она не воспринимала постоянный источник энергии как должное. Не зная, откуда поступает электричество, она нервничала из-за того, что источник может иссякнуть. Поэтому, в противоположность Соло, имевшему привычку – даже навязчивую идею – включать повсюду свет и оставлять его гореть, она старалась экономить таинственную энергию как только возможно.
Джульетта свалила добычу на койку и вспомнила Уокера. Не так ли и он начинал, став в конечном итоге жить прямо на работе? И что им двигало? Одержимость, увлеченность, необходимость заниматься решением никогда не заканчивающихся проблем?
Чем лучше она понимала старика, тем более далекой от него ощущала себя. И более одинокой. Усевшись, Джульетта принялась растирать ноги – бедра и икры закаменели после недавнего подъема. Может, за последние недели ее ноги и окрепли, как у носильщика, но они все еще болели, и эта боль сделалась постоянной. Массируя мышцы, Джульетта превращала тупую боль в острую, но такую она и предпочитала. Резкая и четкая боль была лучше тупой и ноющей. Ей нравились понятные ощущения.