– Вообще-то, я надеялся на экскурсию по одному из других укрытий, – сменил он тему. – Было бы интересно взглянуть, что придумали остальные команды. Но, очевидно, у меня нет нужного допуска.
Анна рассмеялась:
– Я тоже пыталась. Страшно хочется взглянуть на работу конкурентов. Но я могу понять такую скрытность. Здесь слишком много глаз.
Она еще раз прижалась к нему, не обращая внимания на то, что он отодвинулся.
– Ты разве этого не чувствуешь? – спросила она. – Как будто над этим местом висит огромный любопытный глаз? Можешь поставить что угодно на то, что даже при всех этих заборах и стенах весь мир сейчас следит за тем, что здесь происходит.
Дональд кивнул. Он понимал, что она говорит не о партийном съезде, а о том, как этот комплекс будет использоваться потом.
– Слушай, похоже, мне надо вернуться вниз.
Он проследил за ее взглядом и увидел поднимающегося на холм сенатора Турмана. От дождя его укрывал большой черный зонт, какими пользуются на полях для гольфа. Сенатор, как никто другой, выглядел невосприимчивым к раскисшей почве и грязи – подобно тому как он словно не замечал течение времени.
Анна сжала руку Дональда:
– Еще раз поздравляю. Было приятно работать с тобой над этим проектом.
– И я тебя тоже. Из нас получилась хорошая команда.
Она улыбнулась. Ему даже на секунду показалось, что она сейчас чмокнет его в щеку. В ту минуту это смотрелось бы естественно. Но момент наступил и пролетел. Анна вышла из-под защиты зонтика и направилась к сенатору.
Турман поднял зонт, поцеловал дочь в щеку и некоторое время смотрел, как она спускается по склону холма. Затем поднялся к Дональду.
Они молча постояли рядом. С их зонтиков с приглушенным стуком стекали дождевые капли.
– Сэр, – произнес наконец Дональд.
Рядом с сенатором он ощутил некое новое спокойствие. Последние две недели прошли для Дональда как в летнем лагере, где пребывание рядом с одними и теми же людьми почти круглые сутки рождало такие дружеские отношения и близость, с какими никогда не сравнятся чувства, возникающие при обычном знакомстве. Есть в принудительном ограничении свободы нечто такое, что сплачивает людей. Сильнее очевидных, физических связей.
– Проклятый дождь, – отозвался Турман.
– Нельзя контролировать все.
Сенатор хмыкнул, вроде бы не соглашаясь.
– Элен пока не приехала?
– Нет, сэр. – Дональд сунул руку в карман и нащупал телефон. – Скоро еще раз отправлю ей сообщение. Даже не знаю, дошли ли до нее мои эсэмэски: сеть совершенно перегружена. Но точно могу сказать, что еще никогда столько людей не собиралось в этой части округа.
– Что ж, сегодня будет беспрецедентный день. Подобного не было никогда.
– И в этом основная заслуга ваша, сэр. И не только в том, что комплекс построен, но и в том, что вы решили не участвовать в выборах. В нынешнем году страна могла бы стать вашей.
Сенатор рассмеялся:
– И не только в этом, Донни. Но я научился устремлять взгляд выше и дальше.
Дональд снова задрожал. Он не мог припомнить, когда сенатор в последний раз называл его Донни. Кажется, во время первой встречи в его офисе, более двух лет назад. Сенатор выглядел необычно напряженным.
– Когда приедет Элен, спустись в палатку штата и отыщи меня, хорошо?
Дональд вытащил телефон и взглянул на время:
– Вы ведь знаете, что через час я должен быть в палатке Теннесси.
– Планы изменились. Я хочу, чтобы ты оставался рядом с домом. Мик прикроет тебя там, а это значит, что ты нужен мне рядом.
– Вы уверены? У меня была назначена встреча с…
– Я в курсе. Так будет лучше, поверь. Я хочу, чтобы вы с Элен находились со мной возле сцены Джорджии. И знаешь…
Сенатор повернулся к нему. Дональд оторвал взгляд от последних прибывших автобусов. Дождь слегка усилился.
– Ты внес в этот день гораздо больший вклад, чем тебе известно, – сказал Турман.
– Сэр?
– Сегодня мир изменится, Донни.
Дональд задумался, не пропустил ли сенатор очередные нанопроцедуры. Зрачки у него были чуть расширенными, а взгляд устремлен куда-то вдаль. Казалось, он постарел.
– Я не совсем понял…
– Поймешь. Да, и гость-сюрприз уже едет. Она окажется здесь с минуты на минуту. – Он улыбнулся. – Государственный гимн будут исполнять в полдень. Потом над нами пролетят самолеты Сто сорок первой эскадрильи. И я хочу, чтобы ты был рядом, когда это будет происходить.
– Да, сэр, – сказал он, дрожа от холода.
Сенатор ушел. Повернувшись спиной к сцене, Дональд обшаривал взглядом последние автобусы и гадал, куда, черт побери, запропастилась Элен.
22
Трой шагал вдоль линии криокапсул так, словно знал, что делает. Примерно так его рука сама коснулась в лифте кнопки, опустившей его на этот этаж. На панелях он видел вымышленные имена. Он откуда-то знал, что они вымышленные. Он вспомнил, как размышлял над своим именем. Оно как-то было связано с его женой, служило неким способом почтить ее. Или каким-то секретом и запретным намеком, чтобы он смог однажды его вспомнить.
Все это лежало в прошлом, глубоко в тумане, в забытом сне. Перед его сменой проводилась ориентация. Там были знакомые книги для чтения и перечитывания. Вот тогда он и выбрал себе имя.