Укрытие. Книга 2. Смена

– Начнется истерия, – пробормотал Дональд.

Эрскин кивнул.

– Вы сказали, что война может не закончиться никогда, даже если нас не станет. Означает ли это, что наномашины до сих пор там, снаружи?

Эрскин взглянул на потолок:

– Мир снаружи сейчас не просто очищен от людей, если ты об этом спрашиваешь. Он перезагружен. Все наши эксперименты из него удаляются. С Божьей помощью, пройдет очень много времени, прежде чем мы решимся их повторить.

Дональд вспомнил, как на ориентации говорили, что в общей сложности потребуется пятьсот лет. Половина тысячелетия жизни под землей. Насколько тщательной должна быть очистка? И что помешает им пойти тем же путем во второй раз? Разве смогут они утратить потенциально опасные знания? Выпустив огонь на волю, обратно его уже не загонишь.

– Ты спрашивал, не сожалел ли о чем-то Виктор… – Эрскин кашлянул в кулак и кивнул. – Полагаю, однажды он испытал нечто близкое к сомнению или сожалению. Он мне кое-что сказал в конце своей то ли восьмой, то ли девятой смены – точно не помню. Я тогда, кажется, начинал шестую. И было это как раз после того, как вы поработали вместе, после той мерзости с Двенадцатым укрытием…

– То была моя первая смена, – подсказал Дональд, видя, что Эрскин что-то подсчитывает. И ему захотелось добавить, что единственная.

– Да, конечно. – Эрскин поправил очки. – Ты наверняка узнал его достаточно хорошо и помнишь, что он редко демонстрировал эмоции.

– Да, его эмоции было нелегко прочесть, – согласился Дональд. Он почти ничего не знал о человеке, которого только что помогал хоронить.

– Тогда, наверное, ты оценишь его слова. Мы ехали в лифте, и Вик повернулся ко мне и сказал, как ему тяжело сидеть за своим столом и смотреть на то, что мы делаем с людьми, работающими напротив, через коридор. Он имел в виду тебя, разумеется. Людей на твоей должности.

Дональд попытался представить, как Виктор говорит такое. Ему хотелось в это верить.

– Но больше всего меня поразило не это. Я никогда не видел его более печальным, чем когда он сказал следующее. Он сказал… – Эрскин опустил ладонь на капсулу. – Он сказал, что когда сидит там, смотрит, как вы работаете, и узнает вас ближе, то часто думает, что мир стал бы лучше, если бы им руководили такие люди, как ты.

– Такие, как я? – Дональд покачал головой. – И что бы это значило?

– Я задал ему такой же вопрос, – улыбнулся Эрскин. – И он ответил, что его гнетет необходимость поступать правильно, вести себя здраво и логично. – Эрскин провел ладонью по капсуле, словно мог коснуться лежащей внутри дочери. – И насколько все стало бы проще, насколько лучше для всех нас, если бы у нас вместо этого были люди, достаточно смелые, чтобы поступать справедливо.

39

В ту ночь Анна пришла к нему. После дня скорби и пребывания среди мертвых, после безвкусной еды, принесенной Турманом, после того как она подключила и настроила для него компьютер и разложила на столе папки с заметками, она пришла к нему в темноте.

Дональд этого не хотел. Попытался оттолкнуть ее. Она села на край его койки и держала за руки, пока он всхлипывал от беспомощности. Он думал о рассказе Эрскина, о том, что значит поступать справедливо, а не правильно и в чем заключается разница. Думал, пока его прежняя возлюбленная склонилась над ним, положив ладонь ему на затылок и касаясь щекой плеча. И плакал.

Дональд подумал, что столетие сна сделало его слабым. И еще знание, что Мик и Элен прожили жизнь вместе. И внезапно разгневался на Элен за то, что она не продержалась, не жила одна, не получила его сообщения, не встретилась с ним за тем холмом.

Анна поцеловала его в щеку и прошептала, что все будет хорошо. По щекам Дональда скатились новые слезы, и он понял, что он как раз такой, каким Виктор его не считал. Он жалкий человечек, ведь он хотел, чтобы жена до конца жизни оставалась в одиночестве, и тогда он смог бы спать по ночам через сто лет. Он жалкий человечек, ибо лишает ее права на такое утешение, когда от прикосновения Анны ему становится намного легче.

– Не могу, – прошептал он в десятый раз.

– Ш-ш-ш, – успокоила Анна и погладила в темноте его волосы.

И они остались вдвоем в этой комнате, центре управления войнами. Запертые среди ящиков с оружием и амуницией.

40

УКРЫТИЕ 18

Миссия направлялся к центральной диспетчерской и мучительно размышлял над тем, что сделать для Родни. Он опасался за друга, но был не в силах ему помочь. Такой двери, за которой его держали, он никогда не видел: толстая и сплошная, отполированная и устрашающая. Если неприятности, которые причинил друг, можно оценить тем, где его держат…

Он даже вздрогнул: развивать эту мысль не хотелось. Со времени последней очистки прошло всего месяца два. Миссия в ней тоже поучаствовал: он нес часть комбинезона чистильщика из АйТи, а такое запоминается сильнее, чем доставка тела для похорон. Мертвецов хотя бы пакуют в черные мешки, которыми пользуются коронеры. А одеяние чистильщика – мешок совершенно иного рода, оно предназначено для живого человека, который влезет в него и будет вынужден в нем же умереть.