Укрытие. Книга 3. Пыль

Риксон перелез через ограждение, стебли и листья зашуршали, как бумага, пока он обшаривал вторые и третьи ряды в поисках хоть чего-нибудь: помидора, огурца, ягод. Растения одичали, разрослись, переплелись с соседними, обвивая усиками стебли собратьев. Он вернулся и сунул в руку Ханне что-то мелкое с пятном гнили на одной стороне — оттого, что плод слишком долго пролежал на земле.

— Держи, — сказал он и полез обратно — искать дальше.

— Почему они берут сразу помногу? — спросил Майлс, тоже искавший на грядках пищу.

Ханна понюхала скромную добычу Риксона. По запаху она напоминала кабачок, только недозрелый. Голоса вдалеке о чем-то визгливо заспорили. Ханна попробовала кусочек и скривилась от горечи.

— Берут так много, потому что они не семья, — отозвался Риксон из-за темной стены растений, колыхавшихся там, где он проходил.

Майлс направил фонарик на Риксона, вышедшего из зарослей кукурузных стеблей с пустыми руками.

— Но и мы не семья, — возразил Майлс. — Не настоящая. И мы никогда так не поступали.

Риксон перепрыгнул через ограждение.

— Конечно же мы семья, — сказал он. — Мы живем вместе и работаем вместе, как и полагается семьям. Ну а эти люди... Разве вы не видели? Помните, какая у них разная одежда? Они не живут вместе. Эти чужаки будут сражаться, как сражались наши родители. А наши родители тоже не были семьей. — Риксон распустил волосы, собрал свисающие вокруг лица пряди, затем опять связал волосы в пучок. Глядя в темноту, откуда доносились голоса, он негромко произнес: — Они будут поступать, как наши родители: сражаться за еду и женщин, пока их не останется совсем мало. А это значит, что нам придется давать им отпор, если мы хотим жить.

— Я не хочу сражаться, — сказала Ханна.

Она поморщилась, отняла ребенка от натертого соска и начала перестегивать лямки комбинезона, чтобы поменять грудь.

— Тебе не придется сражаться, — ответил Риксон, помогая Ханне с комбинезоном.

— Раньше они нас не беспокоили, — сказал Майлс. — Мы жили здесь годами, и они приходили, брали, что им было нужно, и с нами не воевали. Быть может, эти поступят так же.

— Это было давно, — буркнул Риксон. Он посмотрел, как младенец пристроился к материнской груди, потом пролез под ограждением и нырнул в темноту на поиски пищи. — Они оставили нас в покое, потому что мы были молодые и были их детьми. Где-то твоего возраста — я и Ханна. Вы с братом только начали ходить. И как бы яростно они ни дрались, нас, детей, они не трогали. Выживайте, мол, как хотите. И то, что они нас забросили, было подарком.

— Но они приходили, — возразил Майлс. — И приносили нам разные вещи.

— Вроде Элизы и ее сестры? — спросила Ханна. Теперь и она, и Риксон растили осиротевших брата и сестру. Этот коридор полон мертвецов и ушедших, сказала она себе. — Так что драки будут. — Слова были обращены Майлсу, который в этом, похоже, сомневался. — Мы с Риксоном уже давно не дети.

Она стала баюкать малышку, это сосущее подтверждение того, насколько они теперь не дети.

— Я хочу, чтобы они просто ушли, — упрямо заявил Майлс и стукнул кулаком по фонарику. Тот брызнул светом, как срыгнувший младенец. — Хочу, чтобы все опять стало нормальным. И чтобы Маркус был с нами. Мне без него не по себе.

— Помидор, — сообщил Риксон, с победным видом выныривая из тени.

Он навел на плод луч фонарика, и тот бросил красноватый отблеск на их лица. Материализовался нож. Риксон разрезал плод на три части и первый кусочек протянул Ханне. Похожий на кровь красный сок капал с его ладони, с губ Ханны и с ножа. Они съели помидор в относительной тишине, голоса в коридоре были отдаленными и пугающими.

 

Джимми ругал себя, поднимаясь по лестнице. Ругался он так, как привык, негромко бормоча, чтобы словам не приходилось совершать долгий путь от губ до ушей. Он проклинал себя и топал по лестнице, посылая вибрации вверх и вниз, чтобы они смешались с другими. Присмотр за Элизой перетек в беспокойство. Только посмотришь в сторону — и она уже сбежала. Нечто подобное делал Тень, когда разом включались все лампы в теплицах.

— Нет, не как Тень, — пробормотал он.

Тень почти всегда вертелся под ногами. И Джимми вечно спотыкался о кота. С Элизой было совсем по-другому.

Еще один этаж остался за спиной, одинокий и пустой, и Джимми вспомнил, что такое не было чем-то новым. Или внезапным. Элиза всегда убегала и возвращалась, когда и как ей хотелось. Он никогда не волновался за нее, когда укрытие было пустым. Это вынудило его задуматься о том, что сделало укрытие опасным. Может быть, причина вовсе не в укрытии?

— Эй, ты!

Джимми поднялся на очередную лестничную площадку. Сто двадцать второй этаж. Какой-то человек махал ему из дверей. На нем был золотой комбинезон, и это что-то означало в те прежние времена, когда вещи имели значение. И это оказалось первое лицо, которое Джимми встретил, пройдя с десяток этажей.

— Ты не видел девочку? — спросил Джимми, не обратив внимания на то, что мужчина хочет его о чем-то спросить. Он опустил ладонь на уровень бедра. — Вот такого роста. Семь лет. Одного зуба не хватает.