Герр Гетман подошел к гаражам ровно в шесть сорок в сопровождении толстенького плешивого мужчины, из-под пальто которого выглядывали полы белого халата. Хорст разразился в улыбке, хотя спал всего лишь пять часов, однако чувствовал себя бодрым. Он не мог усидеть на месте и помогал пассажирам загружать чемоданы в отсеки, а также с радостью провел экскурсию по кораблю. Ученый-химик, которого звали Бернс, без устали сыпал вопросами: где каюты, много ли еды, есть ли медикаменты и так далее. И главное, у инженера на все находился ответ! Гетман же стоял в сторонке нахмуренный, скрестив руки на груди; мешки под глазами выделялись на фоне болезненно-сероватой кожи.
На самом деле Хорст нервничал. Несмотря на всю эйфорию и возможность покинуть Землю, он опасался облажаться перед шефом. Мало ли, что может быть – вплоть до того, что корабль просто не взлетит. А ведь и так из-за арендодателя операция едва не провалилась!
Основная задача инженера – доставить шефа и его знакомого, ученого-химика, на Уран, где должна пройти церемония вручения Нобелевской премии. Шеф, как главный директор САУ (Сообщество Арбайтенграундских Ученых), не просто провожал коллегу, но и намеревался продвинуть на Уране свое движение, найти союзников. Он доверился Хорсту как инженеру с четырехлетним стажем и относительно безупречной репутацией. Если брать частный корабль, это дорого обойдется, а свои урежут цену. К тому же, Хорст пока что единственный изобретатель из САУ, кто испытывал свои изобретения в космосе и знал, на что шел.
– Что ж, поехали, – сказал Гетман.
Ученые прошли в каюту управления, уселись в кресла и пристегнулись. Хорст вывел «Ласточку» на улицу и, как он договаривался с Кохом, оставил ключи от гаража в дырке между черепицей и стенкой. Затем инженер сел в кресло пилота, дернул рычаг, и корабль с легким толчком тронулся по проселочной дорожке. Двигался он медленно и неуклюже, покачиваясь от каждого камушка или ямки. Когда корабль преодолел гаражи, Хорст немного увеличил скорость, и «Ласточка» направилась к границам города, которые разделяли цивилизацию от леса и взлетной полосы. У ворот поджидали таможенники; ученые представили им документы, и после обыска их пропустили. Взлетная полоса предназначалась специально для грузовых или иных частных кораблей, дабы в аэродромах не образовывать «толкучки» и даже пробки. Такие взлетные полосы размещались еще и в городе, но эта точка располагалась ближе всего к гаражам, да и разъезжать по дорогам на трехметровом космическом корабле не очень-то удобно.
Еще один таможенник выдал талон на вылет, отошел подальше от корабля и помахал фонарем.
Сигнал к вылету.
Хорст кивнул и вцепился в рычаг. Пальцы похолодели, их пробирала мелкая дрожь. По бокам «ласточки» зажглись фары, корабль набирал скорость. Пот выступил на лбу, Хорст посмотрел на панель управления и нажал несколько кнопок: послышался грохот и скрежет мотора, он отзывался изнутри, из глубин сознания, а пульс словно слился с ним.
Толчок – и инженер вместе с учеными вписался в кресла. Руки стали невероятно тяжелыми, правая с трудом держалась на рычаге. Из виду исчезли и таможенник, и полоса – только розоватое небо и первые лучи восходящего солнца.
– Мы летим! – сказал Бернс и перекрестился, однако лицо Гетмана оставалось каменным.
Хорст также не спешил радоваться. Тяжесть сменилась на невесомость и тут же исчезла. Пассажиров снова приковало к креслу – более того, стало жарче.
Выше, выше, выше…
Датчики показывали температуру внутри корабля: тридцать градусов по Цельсию.
«Давай же, – думал инженер. – Давай!»
Тридцать один… тридцать три…
Одежда прилипает к телу, влажные руки мертвой хваткой держат руль и рычаг, сливаясь с ними в одно целое. Зубы сжимаются, в челюсти хрустит. Кажется, один зуб раскрошился.
«Давай…»
Тридцать семь… сорок…
Температура снаружи – один градус.
Голова кружится, тошнота подступает к горлу; хочется закрыть глаза и не проснуться.
Сорок пять… Тридцать девять… тридцать три… двадцать восемь…
Двадцать.
Розоватое небо переливалось плавно в фиолетовые, синие и черные оттенки, показались первые звезды. Еще один толчок – и живот мягко упирается в ремни, ноги и ягодицы отрываются от сиденья.
…Хорст трясущимися пальцами включил режим «Гравитация» и плюхнулся обратно. На рычаге остались мокрые следы, руль выскальзывал из рук. Пока инженер протирал стол, Бернс сказал:
– Можно отстегнуться?
– Угу.
Хорст не отрывался от датчиков, которые показывали стабильную температуру и месторасположение корабля – за орбитой Земли. Инженер просто не верил своим глазам…
Вдруг чья-то рука опустилась ему на плечо, и над ухом он услышал краткое: «Молодец, Ренн». Хорст обернулся: Гетман уже смотрел в окно. От привычного земного неба не осталось и следа – только многочисленные пятнышки звезд, голубовато-зеленая Земля, по сравнению с которой «Ласточка» скорее походила на амебу, и силуэты пассажирских лайнеров вдалеке.
Хорст вытер платком лоб и откинулся в кресле. Дрожь в пальцах слегка унялась, а в голове промелькнула лишь одна мысль: «А ведь это только начало…»
***