Укус

Оставив ее лежащей на спине, я подобрался к краю, спрыгнул вниз и, обратившись к ней, стащил следом за собой — за руку и ногу. Кое-как взвалил на плечо — обхватив за ягодицы. Кэт хихикала, когда я безрезультатно возил руками по ее заднице, пытаясь найти точку опоры получше, но еще сильнее смеялся внизу Снегович — так что, опять же, волноваться за нашу хитрость было пока напрасно. Гаденыш бы ничего не услышал за собственными гомерическими приступами веселья.

Подойдя к краю нового уступа, я прижал ее ноги к своей груди. Вес перераспределился получше. Какая-то часть тяжести ушла… или же я к ней привык.

Или же Кэт слишком хорошо изображала мертвую.

— Ты в порядке? — на всякий случай спросил я.

Она не ответила. Возможно, вовсе меня не слышала. Говорил я тихо, а ее голова была опущена мне за спину и пребывала сейчас где-то в районе моей талии.

Я не рискнул сказать ей что-либо еще. Только легонько погладил по ноге.

Снегович, на крыше фургона, все еще держал Донни за волосы. Нож, правда, опустил. Он больше не смеялся — только скалил зубы и, покачивая головой, смотрел, как я тащу Кэт по каменистому склону.

И Донни смотрел тоже. Уголки его губ как-то неправдоподобно далеко оттянулись назад, и выглядело так, будто он ухмылялся на пару со Снеговичем. Конечно, это была лишь гримаса. От глубоких ран на его груди бежали кровавые дорожки, исчезавшие лишь у отворотов его ботинок… то есть, конечно же, ботинок Кэт.

Спускаясь вниз, я пару раз бросил взгляд туда, где лежала Пегги. Никаких изменений. Ноги — все еще в салоне, платье задралось к самой талии, кровь на лице — словно высыхающий кленовый сироп.

Она выглядела даже слишком мертвой.

Интересно, видел ли Донни ее. Мог ли вообще видеть — с крыши-то фургона? Возможно, нет. Трудно сказать. Возможно, с его позиции автомобиль развернут так, что тело не углядеть. Я втайне даже надеялся на это. Лучше пусть он пока не ведает, в каком состоянии его сестра.

— Стой там, — сказал Снегович.

Я не смог остановиться сразу же — некий импульс, казалось, толкал меня вниз, от валуна к валуну. Но через какое-то время я все же встал. Застыл, пытаясь отдышаться, дрожащий от нагрузки, от жары, от опасений, терзавших душу. Я ведь почти уже спустился — так какой прок меня останавливать? Неужели он что-то заметил?

— Не двигайся, — предупредил он.

Я поднял голову и принялся смаргивать пот, затекший в глаза.

И понял, что стою прямо напротив него.

Он застопорил меня, когда я поравнялся с уровнем крыши фургона. И сейчас между нами пролег отрезок где-то в пять метров. Я был на одном его конце. Снег с Донни — на другом.

— Шта теее ну-уно? — на выдохе прошепелявил я. На большее меня не хватило. Никак не удавалось перевести дыхание. Мое сердце трепыхалось столь отчаянно, что мне казалось — вот-вот расколотит ребра и выскочит наружу.

— Мне не очень-то приятно это говорить, салажонок, — выдал Снег, — но есть у меня такое подозреньице, что вы опять меня облапошить пытаетесь.

Я покачал головой.

— Она не мертвее тебя, так?

Я еще раз покачал головой. Голову, кстати, напекло. И по ощущениям это был скорее котелок с потом, чем голова.

— А ты как думаешь, мальчик Донни? — вдруг обратился Снег к заложнику.

Парень дернул головой вверх-вниз пару раз.

— Он правду говорит, — пробормотал он.

— Ты так говоришь только потому, что я перережу тебе глотку, если выяснится, что он нас обманывает.

— Она мертва! — выпалил я.

— Хорошо. Но я все еще немного сомневаюсь. Почему бы мне не удостовериться?

— Только… я не могу уже держать… я хочу спуститься…

— Брось ее себе под ноги. Там, где стоишь.

Я сделал несколько шагов назад.

— ТАМ ЖЕ!

Содрогнувшись, я склонился — до тех пор, пока ноги Кэт не уткнулись в скалу прямо перед моими собственными. Тогда я обнял ее, как ребенок — ствол дерева, и аккуратно уложил на землю. Так взаправду могли бы укладывать мертвое телоН ноги-поясница-плечи-голова.

Совершенно безвольная масса без признаков жизни.

Когда она была передо мной, а мои руки были на ее спине, я почувствовал биение ее сердца, ее дыхание. Рубашка ее была расстегнута, но не спала с нее, пока она свисала с моего плеча вниз головой.

Когда я выпрямился, Кэт повисла на мне. Ее голова моталась из стороны в сторону, глаза — закрыты, рот — широко раскрыт.

Я хотел бы, чтобы ее глаза были открыты. Хотел, чтобы она хотя бы подмигнула мне.

Ничего подобного.

Хорошо же у тебя выходит, мысленно похвалил ее игру я.

— Так, — провозгласил Снегович, — так. Теперь ворочай ее, чтоб я нормально посмотрел.

Я прижал Кэт к себе и покачал головой.

— Бу, поздновато фокусничать. Ты стащил ее вниз. Теперь просто разверни ко мне лицом.

— Но она же упадет!

— И что? Она же мертва.

— Я не хочу, чтобы она падала!

— Тогда поверни и держи ее крепче.

Я так и сделал. Далось мне это с трудом. Мышцы отказывались работать. Кэт была тяжелой и скользкой. Однако, я должен был сейчас потакать Снеговичу. Она мне б сама сказала об этом — будь обстоятельства несколько другими.

Я развернул Кэт к Снегу и Донни лицом.