Укус

Когда я вышел из гостиной, Кэт все еще стояла, прислонившись к входной двери. Сперва я забежал в ванную. Вместо того, чтобы просто сграбастать щетку, сподобился почистить зубы. От собственного отражения меня ничто не спасло — зеркало висело аккурат над раковиной, и, пока я скреб зубы щеткой, я едва ли не тыкался в него носом. Мои волосы космато свалялись. Двухдневная щетина. Футболка разошлась по шву на левом плече, спереди на ней красовалась выцветшая картинка, изображавшая хитрого грифа. СПАСИБО ЗА ВНИМАНИЕ — СЕЙЧАС, ДОЛЖНО БЫТЬ, БУДУТ УБИВАТЬ, гласила надпись под рисунком.

Я выглядел форменным оборвашкой.

Меньше всего я ожидал, что посреди ночи меня нежданно-негаданно навестит единственная девушка, которую я когда-либо любил.

Мое прихорашивание явно затянулось, и я решил в итоге ограничиться чисткой зубов. Перетащив туалетные принадлежности в спальню, я извлек из недр шкафа чемодан и начал спешно закидывать его вещами.

— Не переусердствуй со сборами, — донесся до меня из гостиной голос Кэт. — Ты и так в порядке, какой есть.

Я в этом уверен не был, но, чем черт не шутит — быть может, именно куцая старая футболка с дурацкой картинкой и рваные джинсы были одежкой в самый раз для вызволения ее из какой-то неведомой передряги. Надев кроссовки на босу ногу — носков не сыскалось — и запихнув бумажник и ключи в карман, я поволок чемодан в гостиную.

Кэт стояла у моего книжного шкафа, спиной ко мне.

— Я смотрю, ты все тот же книжный червь, — сказала она.

— А то как.

— Я помню, ты никуда не желал отправляться, не захватив с собой что-нибудь почитать. — Она глянула на меня через плечо, улыбнулась и отвесила себе шлепка по правой ягодице, прикрытой шелком ночнушки. — Вот в этом кармане таскал. Даже на прогулках со мной. Ты писал такие красивые стихи.

— Ну, теперь я переключился на прозу.

Она обернулась.

— У тебя сохранился «Дракула»? То старенькое издание?

— Конечно. Где-то лежит. Я книг не выбрасываю.

— Ту изрядно потрепал дождь.

— Но я ее не выкинул, — сказал я, глотая ком в горле. Она все помнила.

— Да и мы тогда промокли, — произнесла она, склонив голову. — Ты ведь помнишь?

— Конечно. Пирс Санта-Моника.

— Мы гоняли крабов по песку.

— И попали под ливень.

— Вымокли — хоть отжимай. — Со все еще склоненной головой, она улыбнулась — чуть печально. — Потом мы спрятались под пирс, чтоб от дождя уберечься. Помнишь?

— Помню как сейчас.

— Тогда мы в первый раз поцеловались, — сказала она. — Стоя под пирсом Санта-Моника. Было так холодно. И страшно. — Ее улыбка вдруг лишилась грусти, и она тихо рассмеялась. — Ты все время стращал меня: «вот придут тролли, и сцапают нас…»

Я не смог сдержать улыбки.

— Правда?

— Вот почему я здесь.

— Хм? Тролли?

Она покачала головой и пошла навстречу мне.

— Потому что с тобой мне было не страшно. Мне всегда было спокойнее, когда ты был рядом, Сэм. Но особенно — в ту ночь под пирсом, когда мы, промокшие под дождем, спрятались… и тролли были повсюду. И мы целовались.

Замерев в считанных сантиметрах от меня, она взглянула мне в глаза. От нее пахло так же, как и раньше — как от зефира, как от мятной жвачки.

— И у тебя в заднем кармане лежал «Дракула», — прошептала она.

— Да, — сказал я. Мое сердце гремело. Я поставил чемодан на пол.

— Хотела бы я не бояться сейчас, — сказала она мне.

Глядя в ее глаза, я был уверен, что она вот-вот поцелует меня. Интересно, будут ли ее губы такими же, как тогда.

И, когда я уже подался вперед, чтобы поцеловать эти чуть приоткрытые губы первым, она произнесла:

— Взгляни, пожалуйста, на вот это вот.

Она оттянула ворот голубой шелковой ночнушки почти до самого плеча, придерживая ткань на груди свободной рукой. Склонила голову вправо, чтобы ничто не мешало мне лучше осмотреть левую сторону ее шеи.

Два прокола — две крохотные ранки, оставленные будто циркулем или острой сосулькой. Аккуратно сделанные, судя по виду, день или два назад, отстоящие друг от друга на дюйм с небольшим. Миниатюрные кратеры, окрашенные засохшим темно-бордовым.

— Что думаешь? — спросила она.

— Не хочешь ли ты сказать, что какой-нибудь вампир цапнул тебя…

— Как ты его назвал?

— Ну, вампир, как их еще называ…

— Вот именно. — Уставившись на меня, она выговорила: — Он появляется в моей спальне ночью, кусает меня и пьет кровь. Как его еще назвать?

Счастливчик, мелькнуло у меня в голове, но я отругал себя за эту мысль.

— Можно я потрогаю? — спросил я.

Она мрачно кивнула.

— Валяй.

Я дотронулся до ранок самым кончиком пальца. По краям каждой ее кожа слегка припухла, не более. Самих проколов никак не ощутить — слишком мелкие.

— Да настоящие они, — буркнула Кэт.

— Да, — тупо откликнулся я. — Настоящие.

Настоящие, но, может статься, сделанные ей самой.

Десять лет прошло.

Кэт всегда была сердобольной, озорной, мечтательной девчонкой. Она была такой в тринадцать лет. В четырнадцать. В пятнадцать. И в ту часть шестнадцатого года, которую мы еще были вместе.

Как много в этой, теперешней Кэт от той, юной?

Могла ли она потерять рассудок? Заработать психическую болезнь?