Укус мрака

– А с машиной нас очень быстро засекут Аньелло и его сыщики. Джем будет обвинен в убийстве, а нас отстранят от дела, – ответила Саманта.

– Давайте проголосуем, – дрожа от холода, предложил Марвин.

– Кто за то, чтобы топать ногами, поднимите руки, – звонко провозгласила Саманта. Потом она осознала, что только что произнесла, и нерадостно улыбнулась.

Лори, Джем и Герби подняли руки.

– О'кей, очевидно, один я такой домосед. Ладно, раз надо играть в трапперов[26], то давайте готовиться. За работу! – согласился Марвин и начал рыться в «универсале».

Все трое, держась за руки и совершенно бесшумно, продвигались вперед своей нетвердой походкой автоматов, глядя невидящим взором вглубь леса. Над их головами громоздились густые облака, отражаясь, словно от поверхности прозрачного пруда, в выцветшей радужной оболочке их глаз. Они не разговаривали, и из растрескавшихся губ не вырывался даже слабый парок дыхания. Ни один звук не выдавал их приближения. Иногда их челюсти смыкались в пустоте, как у кошки, которая подстерегает птичку и заранее предвкушает удовольствие вцепиться в добычу.

«Настоящая семейная экскурсия, – неотчетливо подумал Аллан. – Он и дети в горах. Спокойная прогулка». Если бы только его не мучил этот голод… Рыженькая. Рыженькая бабенка предназначена, конечно, для него. Господин обещал ему это. Господин? Какой господин? И что он здесь делает, вместо того чтобы вкалывать на работе? Ах да, авария. Синди пришла бы в ярость, узнай она, что дети скончались. Но ведь и сама она тоже скончалась. Где? Где сейчас Синди? Впрочем, ни малейшего желания встретиться с ней, с ее тридцатью пятью килограммами тела, изъеденного раком в последней стадии, с ее глазами, запавшими глубже, чем у ярмарочного скелета. Ни малейшего желания видеть, как она непрерывно плачет и плачет, отказываясь умирать. Пусть Синди остается в лимбе[27] или возле Отца Небесного, которого она, вероятно, уже сумела разжалобить своим хныканьем.

Он споткнулся о сухую ветку и тяжело упал, увлекая за собой детей. Почувствовал, что налетел на острый камень и сломал нижнюю челюсть. Поднявшись, он увидел, что челюсть отвисла и разломилась надвое. Да чего там, чтобы утолить свой голод, ему хватит и клыков. Он резко оторвал сломанную челюсть, а Бренда и Язон, ожидая, тихонько повизгивали, как охотничьи собаки перед сигналом к травле. Аллан рассматривал кусок кости и ссохшейся плоти с расшатанными зубами. Забавно смотреть на внутреннюю часть своего рта с такой позиции. Дантист был прав, ему чертовски необходимо снять зубной камень! Он засунул челюсть в карман рубашки и продолжил путь.

Ральф Аньелло склонился над картой, разложенной на коленях.

– Эти сукины дети наверняка свернули к горам, – пробормотал он, сделав глоток отвратительного кофе, полученного из автомата на бензозаправке. Насвистывая «My heart belongs to Daddy»[28], он водил пальцем по измятой карте и вдруг замер, словно его парализовало.

Атомный испытательный полигон… Вот куда они двинулись! Соединиться с себе подобным отродьем!

Он выплеснул остатки кофе в открытое окно своего черного «плимута», сложил карту и потер красные от усталости глаза. Ощущение, что на него смотрят, заставило его быстро поднять голову, и он увидел, что ему улыбается курчавый молодой парень, лет двадцати, не больше, держащий в руках табличку с названием города, и с рюкзаком за спиной.

Аньелло посмотрел на него с той же приветливостью, с какой взглянул бы на кучу собачьего дерьма, и включил зажигание.

– Не могли бы вы меня подвезти? – спросил парень, покачивая своей овечьей головой.

– Я тебе не педик! – бросил Аньелло, трогаясь с места на бешеной скорости.

Можно подумать, что он похож на тех, кто подвозит в своей тачке голосующих засранцев, помешавшихся на глупостях New Age![29] Он почесал подбородок, и отросшая щетина заскрипела под его ногтями. Кругом одни засранцы. 250 миллионов засранцев. Стоит задуматься, зачем он кишки себе надрывает ради их защиты. «По доброте душевной, Ральф, просто по доброте душевной», – ответил он своему отражению в зеркале заднего вида. Потом он прибавил газу и полностью сосредоточился на дороге, мечтая о кукурузных пирожках и о сосисках с майонезом и кетчупом.

Подбоченясь, Герби созерцал свой «универсал». Вернее, то, что от него осталось. Красивый темно-синий металлический кузов. Заднее сиденье было вынуто и поставлено на четыре демонтированных колеса. Согнутые и скрученные бамперы служили осями, и все вместе представляло собой диванчик на колесах, чтобы можно было транспортировать Рут. «Гениально», – подумал он, застегивая вокруг талии пояс безопасности, за который следовало тянуть.

Снятые с сидений чехлы преобразились в самодельные мешки, в которые напихали все, что можно было еще использовать. Лопатка для откапывания из снега, ящик с инструментами, аварийная галоидная лампа, коврики из салона, дорожные карты, пластиковые стаканчики, фляжка для виски, пастилки от кашля – все, что вперемежку было навалено в багажнике, переложили на спину Джема и Лори, которые то дрожали от холода, то чихали.