Укус скорпиона

— Неужели мы не сможем остановить их?

— Разве ты не понял? Мы уже проиграли.

— Но тогда зачем тебе до сих пор эта свалка?

— Понимаешь, эти твари никак не могут быть разумными. Это же всего-навсего одушевленные графобы. А графобы, даже обретшие плоть, не могут мыслить, не выходя за рамки модулятора случайных чисел.

— Я тоже думал об этом. Но вся беда в том, что они-то действуют как разумные существа.

— Вот именно. Знаешь, что вчера у нас случилось? В небе появились какие-то древние самолеты, и с них посыпались нацисты. Да-да, настоящие нацисты времен Второй мировой. Видать, из какой-то игрушки выползли. Сейчас маршируют по городу с факелами, горланят военные марши. И пришельцы их не трогают — вот в чем вся соль! Они знают, что это свои, хотя этих наци от обычных людей не отличишь.

— И что это значит? — уже почти догадавшись, каков будет ответ, спросил я.

— То, что в «виртале» существует нечто, которое управляет всем этим.

— Ты хочешь сказать, что виртуальность породила некую субстанцию, способную мыслить?

— Да! И находится этот квазимозг где-то на свалке. Ты, может быть, даже видел его, но не понял, что это такое.

Я задумался. А ведь и впрямь было там что-то такое, огромное и ворошащееся за прозрачной стеной.

— Ты прав, — отпечатал я. — Что-то там есть.

— Как оно выглядит?!!

— Я не знаю. Что-то большое, просто огромное.

— Боже мой, как же ты все-таки туда попал? Многие из нас потом не вылезали из «виртала», но так ничего и не нашли. Теперь почти никого из них нет. В чат редко кто сейчас заходит. Да, чуть не забыл, тут тебе оставил сообщение какой-то Дэвид Нортон. Просил, если ты вдруг объявишься, перезвонить ему по видеокомпу.

— Кто? — поначалу не понял я, а потом перед глазами возникла физиономия хиппи из Лэнгли с пучком волос, стянутых на затылке резинкой. — Ах да… Давай номер.

Он сбросил шестизначное число на мой «винт», а потом на дисплее долго не появлялось никаких сообщений. И тогда я набрал:

— Слушай, ты думаешь, можно еще что-то исправить, если удастся туда попасть?

— Не знаю. Но попробовать мы обязаны.

— Хорошо, — ответил я, — постараюсь больше не теряться. Конец связи.

— Удачи тебе…

Удача — это хорошо. Она нам всем нужна. Но зачем я, интересно, понадобился Нортону? И почему меня разыскивает он, а не спецагенты или Стрэдфорд, что было бы логичнее?

Додумать я не успел, потому что на экране монитора вновь появились буквы:

— Здравствуйте, Хопкинс.

Я озадаченно покрутил головой, поколебался и отстучал:

— Кто это?

— Кэрол Тренси.

Вот уж кого не ожидал! Я растерялся по-настоящему, так, что не сразу сообразил, что собеседник ждет ответа.

— Вы на связи? — появилось на экране.

— Да, — заставил себя отозваться я.

— Послушайте, Эндрю, неужели вы всерьез верите в то, что в Зоне Сброса может образоваться какое-то подобие центра, координирующего действия «виртала»? Поверьте мне, это откровенная чушь. Проще допустить, что там формируется Правительство нового правопорядка.

— Это не смешно! — сердито отстучал я.

— Согласна, — отозвалась невидимая собеседница. — Хотя политика всегда появляется там, где концентрируется человеческая боль. Правда, к нашему случаю это не имеет отношения.

— А что же, по-вашему, происходит в этой треклятой зоне?

— Ничего. Свалка, как вы ее называете, это всего лишь граница между мирами, граница, которую обитатели Зоны не в состоянии пересечь.

— О каких мирах вы говорите? Реальном и «виртале»?

— Нет, Эндрю. Таких миров в чистом виде больше нет.

— То есть, по вашему мнению, наш мир, мир человечества, прекращает свое существование?

— Не так. Он изменяется, но только по вине и желанию самих людей, ведь «виртал» — порождение человеческой цивилизации.

— Я не верю вам! Нужно сделать все, чтобы сохранить человечество и его достижения.

— Какие, например?

Мне показалось, что этот вопрос полон ехидства, и я ответил не задумываясь:

— Все без исключения! Прежде всего свободу выбора.

— Господь с вами, Эндрю, — появилось на экране. — Посмотрите на себя. Разве у вас была когда-нибудь свобода? В лучшем случае от сих до сих. Люди упорно цепляются за свою иллюзорную независимость, но не дай бог, случится что-то серьезное, и куда все пропадает? Способны к борьбе единицы, абсолютное же большинство, поворчав, принимает все изменения, от кого бы они ни исходили: власти, более сильных соседей, хозяев, начальничков…

— Что из этого? Нужно просто любить человечество!

— Со всеми его ошибками и недостатками?

— Да! Кто-то сказал, что недостатки суть продолжение достоинств. Не стоит об этом забывать. И если какая-то черта свойственна человеку, ее необходимо сохранить!

— Мне жаль вас, Хопкинс…

— Не стоит. Я понял главное: на этот раз отсидеться не удастся никому. И я не буду отсиживаться. Я разберусь с тем, что происходит на свалке. Да и не я один. И остановить нас не удастся! Считайте, что Эндрю Хопкинс вновь вышел на тропу войны.

— Мне жаль вас…