Укус скорпиона

– А ты не хочешь наладить отношения с Пашкой? – надавила на него Саша.

– Это твой сын, – возразил Тютрин, – не мой. Как он относится ко мне, меня, если честно, мало волнует.

– Ну да, – согласилась Саша, – тебя и свои-то дети не особенно волнуют. Куда уж моему расчитывать хоть на какое-то внимание.

– Немощного своего фаната подключи, – предложил Тютрин, – или родного отца, который наверняка забыл уже, что он отец.

– Ой, кто бы говорил! – уязвила его Саша.

– Злишься, что не выходит по-твоему? – засмеялся Тютрин. – Между прочим, тебе идет, – тут же заметил. – Мне нравится.

– Так ты приедешь? – Саша теряла терпение.

– Приеду, не парься, – пообещал Тютрин и добавил: – Есть одно условие. Не пытайся делать из меня воспитателя своего сына, тем более друга. У нас отношения с тобой, без довеска.

– Мы с Пашкой единое целое, – обиженно проговорила Саша.

– Заливай кому-нибудь другому, – осек ее Тютрин, – поняла меня?

– Поняла, – обреченно выдохнула Саша и попросила: – Приезжай.

– Приеду, – буркнул Тютрин и прекратил разговор.

Она отомстит. Отомстит им обоим. Сначала Косте. Потом Тютрину. Когда разлюбит его. Если разлюбит. Почему любовь приносит только боль и страдание, лишь в перерывах наделяя кусочками счастья, и то в дозированных спазмах?

Лучше не заморачиваться. Мыслительный процесс зачастую приводит к необратимым последствиям. Когда-то Сашина мама советовала дочери поменьше думать – безопаснее для здоровья. Самое действенное лекарсто от ненужных размышлений – работа. И Саша вернулась в кабинет.

До конца рабочего дня она подготовила, отредактировала и разместила на портале библиотеки семь новостей различной значимости и тематики. Работнула, как говорится, на славу.

Закрыв кабинет и включив его на сигнализацию, Саша вышла через служебный выход, сдав ключи от кабинета и расписавшись в соответствсующем документе. Тютрин курил, опираясь о капот машины. Она поравнялась с ним, клюнула в губы, взяла его сигарету, затянулась пару раз и вернула владельцу.

Солнце слепило глаза, брызгая лучами в разные стороны, как электросварка. Казалось, оно осуждало Сашу за то, что та собиралась сделать.

Костю увидели и Саша, и Тютрин одновременно, когда проезжали по проспекту, двигаясь в сторону улицы Филимонова. Он стоял остановкой возле библиотеки, под деревом, закинув ногу на скамейку, видимо, завязывал шнурки на одном из туфель.

– Твой! – обратил первым внимание Тютрин на Костю, махнув головой в его сторону.

– Он не мой! – возразила Саша и тепло добавила: – Мой – ты, – провела рукой по ноге Тютрина. – Так что лучше на дорогу смотри, а не по сторонам, – попросила.

– Что он здесь делает? – спрашивал сам себя Тютрин и тут же отвечал: – Глупый вопрос, не правда ли? – взгляд на Сашу.

– Сейчас узнаем, – пожала плечами та.

Словно в подтверждение Сашиных слов, зазвонил ее мобильный.

Мило улыбаясь Тютрину, Саша проворковала в телефон:

– Да, Костя.

– Ты где? – услышала в ответ.

– В машине, – невинно хлопая ресницами, отчиталась Саша.

– В какой машине? – явно опешил Костя.

– В машине Жени, – продолжала ворковать Саша.

– Мы же… Я же… – Костя не находил слов от возмущения и предательства, очередного предательства женщины, которую любил.

– Ты сам отказался, помнишь? А я девушка занятая, у меня нет времени ждать, пока ты раскачаешься и примешь правильное решение.

– Но… мы… же договорились.

– Очень может быть, что с кем-то ты и договорился, но не со мной. Я такого не помню. Возможно, просто забыла. Значит, собеседником ты был никудышным.

– Сука! – вырвалось из Кости слово, как пробка из-под шампанского.

– Оскорбление уголовно наказуемо. Так что поосторожнее с выражениями. Хотя это я сочту за комплимент.

Саша по-прежнему держалась воркующей речи, не изменив ей ни на секунду, и все так же мило улыбалась Тютрину, который то и дело посмеивался, слушая этот диалог.

Костя бросил трубку.

– Неожиданно, – разочарованно произнесла Саша, глядя на телефон с таким видом, будто тот чуть ли не враг народа. Она-то надеялась на продолжительную беседу, чтобы смаковать каждое свое слово, выпущенное под видом стрел с боеголовками, и поразить на повал. Саша никогда не простит Косте Людочку и то, как он с ней говорил, когда она позвонила. Ведь у нее были благие намерения.

– Не жалко? – бросил ей Тютрин из-за плеча.

– Жалко у пчелки, – ответила Саша. – Все равно никуда он от меня не денется, – почему-то зевнув, добавила она, – потому что любит меня.

– Это не любовь, – поморщился Тютрин.

– Я тоже так считаю, – согласилась Саша. – Что только не делала, чтобы отвязался, ни в какую.

– Тебе прям обидно! – подколол Тютрин.

– Это прекрасно, когда тебя любят, – мечтательно произнесла Саша, – повышается самооценка, чувство собственной значимости и превосходства над другими.

– Оно и видно, – усмехнулся Тютрин.

На повороте солнце клюнуло Сашу в глаз. Она вскрикнула от внезапной боли. Глаз стал сочиться слезами и покраснел. Тютрин не заметил, занятый дорогой, даже вскрик Сашин пропустил, как неумелый вратарь.

22