Укус технокрысы

— «Тригон» должен быть спасен, — говорю я вслух сам себе. И спасти его могу только я. Вояки его не одолеют, это ясно. Но вот Грибников… Наверняка он придумает что-нибудь похитрее, чем гранатометание. А я должен его опередить. Опередить точно так же, как опережаю технокрыс: методом упреждающей разработки средства нападения и, одновременно, эффективной защиты против него.

План пятого этажа я нахожу на полу. Видимо, когда в комиссии началась паника, кто-то, пробегая, сбросил его. Так, а еще что-нибудь?

Минут пять я роюсь в каких-то папках. План эвакуации на случай пожара, схема питания комплекса «Тригон»…

Во дворе института, со стороны подстанции, что-то взрывается. Я бросаюсь к окну, распахиваю раму. С хрустом отрывается бумажная полоска.

Жаль, отсюда почти ничего не видно. Несколько гвардейцев в пятнистых полушубках бегут со стороны ворот — вот и все новости.

Плотно закрыв раму, я выхожу в коридор и спешу в дальний его конец. Здешнее окно должно выходить на подстанцию. Открывать его опасно. Поэтому…

Поочередно прикладывая пальцы и согревая стекло дыханием, я протаиваю в морозном узоре маленькую луночку. Да, подстанция отсюда видна. Она цела и невредима. А на пятачке метрах в пятидесяти от трансформаторов — как раз там, где мы с майором недавно спасали солдата, — крутится бээмпэшка. Один оборот, второй… Бронетанковый вальс.

Луночка стала чуть больше. Ага, вот в чем дело: у БМП соскочила одна гусеница. И кто же это ее, сердешную, так обидел?

Из-под исправной гусеницы взметывается снежный вихрь. Через пару секунд стекла вздрагивают от грохота, а бээмпэшка, распластав на снегу змею второй гусеницы, замирает. Своя своих не познаша.

Гражданская война в пределах одного взвода.

Господи, только бы жертв не было!

Отсюда не разобрать, кто выскакивает из покалеченной бээмпэшки майор или кто другой. Но тогда майор — тот, кто прыгает на броню. Вот они сцепились, упали в снег, покатились… Но не стреляют. Умницы.

Стекло быстро покрывается ледяной корочкой, и мне приходится снова и снова согревать его дыханием и пальцами. Фигурки уже разъединились и поднялись со снега. Одна легко взлетает на броню и скрывается в чреве бээмпэшки, вторая, размахивая руками, что-то кричит. Ага, это и есть майор. По его команде солдаты перебегают с места на место. Проходит несколько секунд, прежде чем я начинаю улавливать в хаосе гармонию: это они занимают оборону вокруг подстанции. Я нечаянно произнес вслух тайное волшебное слово — и вот уже враг стал другом, и башня бээмпэшки, развернувшись, целится стволом пушки не в подстанцию, а в сторону ворот.

Я отрываюсь от окна, прячу озябшие руки в карманы пальто.

Итак, подстанция надежно защищена, с этой стороны к «Тригону» не подступиться. Есть, конечно, еще смотровые колодцы, но они подо льдом и снегом и наверняка защищены тем же «полем ужаса». Главный энергетик говорил что-то такое. Линии связи, судя по всему, Грибникову отключить тоже не удастся. Корпус семь можно было бы просто разбомбить, или запустить в окошко ПТУРС. Но там люди, и ни один командир такого приказа не отдаст. Был еще вариант со снайперами. Но, кажется, с минуты на минуту и он отпадет. Итак, «Тригону» ничто не угрожает? По крайней мере несколько дней, пока не протянут силовые кабели в роддом — и куда там еще? — и не отключат электричество во всем районе. Но к этому времени военные будут охранять уже все подстанции, и у того, кто захочет вывести компьютеры из строя, опять-таки ничего не получится.

Круто повернувшись я иду по коридору к окну в противоположном торце. Оно как раз выходит в сторону ворот. У главного защитника «Тригона», то есть у меня — великолепный наблюдательный пункт. И вообще все замечательно. Если и дальше так пойдет, то через месяц-другой перестройка узлов всех компьютерных сетей будет завершена. И что тогда? Не поменяются ли люди и компьютеры местами, точнее, жизненными предназначениями?

По какой-то неведомой причине окно с этой стороны почти не замерзло. Так что мне прекрасно видны и распахнутые настежь ворота, и две бээмпэшки, только что выкатившиеся через них и занявшие боевые позиции. Теперь они контролируют оба конца проходящей вдоль ограды улицы. Гвардеец, поеживаясь от холода, наглухо закрывает ворота, подозрительно смотрит в мою сторону, и я медленно отступаю от окна.

Неужели «Тригон» теперь в полной безопасности? Быть такого не может. Грибников что-нибудь обязательно придумает. Где он, кстати? Почему не реагирует на то, что военные не только не выполнили приказ, а наоборот, делают нечто совершенно противоположное? Нечаянно произнесенные мною вслух слова, словно крик в горах, вызвали лавину. Идея завладела массами и стала силой.

Глава 28