Укус змеи (сборник)

— Держи, — протянул связку Игорь.

Наконец осуществилось давно желаемое — Николай открыл машину.

Бумаги из портфеля выброшены, веером на заднем сиденье. Похоже, все в целостности. Пиджак валяется на коврике. Карманы пусты — ни телефона, ни бумажника, ни паспорта. Что и следовало ожидать.

Пока Николай обследовал салон своего автомобиля, дождь прекратился. Игорь сложил свой зонт, отнес в машину. Взял зонтик из рук Сердоболицы, которая в десятый раз объясняла маме Николая про потасовку на остановке, стряхнул капли, сложил.

Мокрые складки зонтичной ткани, будто лепестки тропического растения, поникнувшего в дождь, сбрасывали воду — лишнюю тяжесть, которая не дает распахнуться к солнцу. Под светом уличного фонаря, а не солнца, до восхода которого еще добрых три часа, и в лучах от фар машины Игоря падающие капли играли, как бриллианты, всеми цветами радуги. Наверное, оптический эффект от двух искусственных источников света.

Игорь с непонятной осторожностью протянул сложенной зонтик Сердоболице. Медленно подняв руку, что было необязательно, ведь передают вещь на уровне пояса, не задирая высоко.

— Ах! — только и сказала женщина, увидев падающие на землю драгоценные капли-бриллианты.

И посмотрела на Игоря. Доли секунды, взмах ресниц — и принятый зонтик.

— Обошелся малой кровью, — сказал Николай, выйдя из машины. — Деньги стырили, но карточки я успел заблокировать. Документы рабочие, кажется, в порядке. Ух, трах-мах-тах, при женщинах будет сказано иносказательно. Обошелся малой кровью за привычку к табакокурению. Брошу курить. Мама, честно брошу курить!

— Сыночек! Полтретьего ночи в моем возрасте… — напомнила мама.

«А кто тебя сюда звал?» — мог бы спросить Николай, не будь он любящим сыном.

— Командуй, — сказал Игорь.

— Дай денег, — попросил Николай.

— У меня три тысячи.

— А у меня семнадцать тысяч, — гордо сказала мама. — Я всё взяла. Бери, сыночек.

Она ковырялась в сумке, вытаскивая купюры, завернутые в носовой платок, пристегнутый булавкой к перегородке в сумке (вот и объяснение — почему долго ехали: мама накопленное пришпиливала).

Игорь и Николай обменялись привычной жесто-мимикой: женщины, чего с них взять?

— Спасибо, мамочка, ты у меня чудная!

— Но ты же вернешь? Нет, конечно, возвращать не обязательно, сколько нам с отцом нужно…

— Мама! Получишь сполна, — бодро заверил Николай, у которого усталость перешла уже в нервные перегрузки на грани дебильного веселья.

— Мужик! — напомнил Игорь. — Командуй. Наведи на резкость, ты тут… — Он не нашел слова.

— …заводила, инициатор, первопричина происшедшего, — вдруг подсказала Сердоболица.

— С ума сойти! Во страна! — абсолютно трезвый хмельно воскликнул Николай. — У нас за кавказскими овчарками со сломанными лапами ходят филологические барышни. У них через слово «то есть», у них спички вместо фонариков, у них сотовые телефоны допотопные…

— Сыночек, ты не пьян? — спросила мама.

— Вы не переживайте, — попросила Колю Сердоболица, — ведь все закончилось хорошо.

Николай сбавил пафос, который из него так и рвался:

— Командую! Игорь везет Сердоб-б-б…бобо… прекрасную фею, которая меня спасла, до дома, потом с мамой в родные пенаты. Спасибо, друг!

— Точно справишься? Могу сопроводить до отделения милиции.

— Я сам. Я им сейчас накатаю с тремя копиями под расписку заявление про отказ от заявления.

Мама и Сердоболица пытались протестовать, в чем-то разобраться, участвовать в Колиных делах, но Игорь теснил женщин к своему автомобилю:

— Он сам. Он мужик. Разберется. Что ж вы всё впереди паровоза?

Восстановление паспорта, как и предполагал Николай, обернулось проблемами. Но не теми, которые ожидал. Некоторые соучредители фирмы под сурдинку попытались выкинуть Николая из бизнеса. Коллектив раскололся, и начались бои местного значения. О мысленном обещании дать деньги приюту бездомных животных, отблагодарить Сердоболицу Николай попросту забыл.

С югов отпускных жена приехала — загляденье! Шоколадка! Авитаминозная москвичка превратилась в мулатку с упругой кожей, со скульптурными ножками и трепетными руками.

— Отпад! — сказал Николай, когда рассмотрел жену дома.

— Папа, ты про меня? — возрадовалась дочка.

— Про тебя, куколка! Какая ты стала… упитанная.

«Дочь надо было вместе с дедушкой к бабушке отвезти, — подумал Николай. — Сколько она будет гарцевать? Часа два?»

— Доченька, хочешь, я тебе мультики поставлю? А мы с мамой в ванную пойдем, я ей новый кран покажу.

— И где здесь новый кран? — хихикала жена, прекрасно поняв намерения Николая.

— Кран старый, — закрывал Николай дверь на замочек, — и очень соскучившийся.

За ужином Николай рассказывал жене о ситуации на фирме и о том, как все началось с угона машины, живописал свои мытарства. Сочувствие на лице жены сменилось настороженностью, когда упомянул про Сердоболицу.

— Красивая дамочка? — спросила жена.

— Такая… — неопределенно покрутил пальцами в воздухе Николай, — одинокая.

Последняя характеристика, с его точки зрения, предполагала: «затюканная, забитая, нетоварная». Но жена вкладывала в это слово другое значение и еще больше насторожилась.