Улан

– Сколько таких выморочных владений? – переспросил посланник, задумавшись. – Да много, пожалуй. Они там как пауки в банке – добрая половина владельцев сидит в поместьях не совсем законно, да и войны… Документы и в самом деле могут быть утрачены.

Герман с уважением взглянул на Игоря:

– Сработает. Не сразу – на годы растянется, но сработает.

А решение улана было простым – из трофейных талеров он отсыпал три тысячи одной из самых уважаемых адвокатских контор и поручил заняться возвратом поместий. Обстановка сейчас достаточно благоприятная с политической точки зрения – Мария-Терезия и император германский непременно поддержат его, ведь владения эти в большинстве своем находятся в Пруссии – исконном враге Австрии. Ну а оторвать их сам бог велел…

Другая часть владений принадлежала союзной Швеции, но там помнили, что некогда представители Померанской династии правили страной – и достаточно успешно. Так что явного отторжения идея возвращения Грифичей в «Большую политику» у шведской аристократии не вызывала. То есть противников хватало, но так – в меру.

Забавно, но после этого попаданец стал формальным главой государства, если верить юристам. Имперский князь? Да! Земля есть? Тоже да. Ну и все, согласно неким замшелым (но действующим) законам, теперь он мог отправлять посольства, содержать двор или армию и награждать орденами и титулами. Но лучше не увлекаться, ибо глава-то он глава, но все-таки формальный, а точнее даже, условный.

Императору пришлось делать ответный подарок – делегировать ему свой голос в рейхстаге. Будет сотрудничество и дальнейшая помощь – будет голосование в нужном ключе…

Во время рождественских праздников уланский полк наконец-то прибыл на зимние квартиры, в тот самый дворец, где они останавливались в прошлом году.

– Да сам хозяин и предложил, – довольно сказал Лисьин, выросший до сержанта. Бесцеремонно и даже несколько вызывающе развалившись в кресле, он поедал один кисловатый апельсин за другим и рассказывал новости.

– Ну ты ж помнишь, как мы стояли, ничего не порушили, разве что в нескольких залах сделали печки да деревянные перегородки. А так – чистенько и даже кое-что подремонтировано.

Сержант вгрызся в сочный, но откровенно кисловатый (по мнению попаданца, здесь селекция только начиналась), выращенный в местных теплицах апельсин и несколько невнятно продолжил:

– Походил после нашего отъезда, посмотрел – и сам предложил свой дворец нашему полку. А что? Деньги за постой приличные, ремонт после нас не нужен… Знаешь, даже поварих и прачек из своих деревень нанял, говорит, так будет честно, плату за аренду нужно отрабатывать.

После захвата Берлина и последующих сражений на улан просыпался очередной дождь повышений в званиях и наград. Самого попаданца наградами от русского правительства пока обошли, но Чернышев уверенно говорил, что наградят в Петербурге – недаром уже вызвали. Ну а остальные…

Рысьев стал полковником и получил от Елизаветы табакерку[71] и небольшое, но крепкое имение неподалеку от столицы, так что выходец из родовитой, но нищей семьи был совершенно счастлив. Бригадир Пушкарев, бывший командир полка, получил орден Александра Невского и повышение до генерал-майора за умелое руководство конницей. Поместья он не получил, но был пожалован деньгами, и это с учетом того, что за Берлинскую экспедицию он уже получил кругленькую сумму – трофейную.

Награды (нет, орденов больше не было – были всевозможные табакерки и перстни) и звания не обошли и остальных улан, да и сам полк. В частности, в дополнение к уже имеющимся серебряным трубам были пожалованы серебряные накладки на эфесы сабель, где было выведено «Крылатые». В сопроводительном документе было объяснено, что такой девиз им даруется за то, что «В жизни мирной они кротки как голуби, на войне же они бьют врага соколами». На самом деле объяснение было намного длиннее и запутанней – так здесь принято. Просто мозг попаданца сократил его под привычные стандарты, оставив только суть.

В окрестностях Вены остановились не только уланы, так что офицер нанес визиты всем «своим» полкам. Передвигаться пока приходилось в карете, верхом быстро уставал. Вообще, после ранения он сильно похудел и ослаб, потеряв килограммов пятнадцать живого веса, и это при том, что всегда был худощав.

Из-за постоянных светских визитов князь оставался в особняке Кейзерлинга, куда перебрался и Тимоня.

– Ну все, княже, хрен ты от меня отделаешься, – довольным тоном произнес денщик, едва вошел в комнату. Странно слушать такое от слуги? Ну так денщик, с которым ты рубился в одном строю, не совсем слуга, а если и слуга, то доверенный, которому позволяется намного больше.