Улан

«Свита» пришлась Павлу по душе – бывалые люди, успевшие помотаться по свету, да еще и с хорошо подвешенными языками. Особенно подружился мальчишка с Пугачевым – казачина был на редкость обаятельным. Ну и Никифор постепенно осмотрелся и начал учить ребенка верховой езде.

– Смотри, Игорь! – звонко кричал цесаревич. – Я вот так могу!

Затем он показывал какой-то новый трюк и заливался счастливым смехом.

Поселили компанию во дворце, хотя, разумеется, отдельных покоев на каждого не было. Так – полдюжины комнатушек-кладовушек, половина из которых не имела даже окон. На том, чтобы его приближенные жили во дворце, настоял сам Павел, а государь возражать не стал – люди все проверенные, да и не объедят.

* * *

Предстоящая коронация и попытка как-то помешать ей тревожили Грифича, но другие члены партии Петра не видели в происходящем ничего страшного.

– Да пошумят и успокоятся, – махал рукой Панин. – Что я, гвардейцев не знаю? Да и у придворных вечно какие-то интрижки на уме… Не обращай внимания на разговоры, если бы они выполняли хоть сотую долю того, что обещают, давно бы уже гремели, как Потрясатели Вселенной.

В словах второго наставника цесаревича была доля истины – поговорить «за политику» здесь любили, но крайне редко разговоры эти заканчивались хоть какой-то попыткой действий. Да и Панину видней – в конце концов, он в этом «котле» варится с детства, ну а попаданец оценивает это со своей «колокольни» и зачастую неправильно. Ну разве можно представить себе попытку организации переворота против законного монарха, любимого армией и народом?! Яд подложить – еще ладно, но переворот…

Прием во дворце Разумовского протекал несколько странно – слишком много выпивки, слишком много доступных дам. Да и… Князь знал, что привлекает женщин, что называется – не новость. Но вот сегодня он прямо-таки нарасхват… Не без самодовольства он подумал, что наконец-то слухи о постельных подвигах разошлись достаточно широко…

За дверями послышался шум, ругань… Знакомый голос, успел озадачиться несколько нетрезвый Игорь. Думал он недолго – в залу ворвался Тимоня с пистолями в руках.

– Княже, беда! – закричал он. – Гвардия поднялась, Екатерину на царство кличут!

Широкими шагами принц пошел к выходу, когда дорогу ему преградил сам хозяин дома.

– Принц, это просто россказни слуги, гвардия по пьяной лавочке часто шалит, – выразительно сказал Кирилл Григорьевич[105], глядя в глаза Игорю. Тот продолжил движение, и гетман нервной скороговоркой закончил: – Не стоит в это лезть, принц.

Скрипнув зубами, Грифич отстранил Разумовского, и Тимоня кинул ему саблю. Крутанув тальвар, из ножен его вытаскивать не стал и выразительно посмотрел на Кирилла.

– Пропустить, – велел гайдукам[106] тот, пытаясь выглядеть достойно.

Выпустив Грифича, Разумовский скрипнул зубами, он не хотел признаваться в этом даже себе, но… банально струсил. По глазам улана было понятно – пройдет по трупам в буквальном смысле слова. И не остановят его чины и звания хозяина дома. Более того, именно его, Разумовского, убили бы первого. Заглушая невесть откуда взявшийся страх, вельможа поднял бокал с вином и заорал:

– Виват, императрица Екатерина!

– Виват! – подхватили вельможи. Но… некоторым придворным сценка с Грифичем показалась знаковой, и они под разными предлогами покидали дворец.

* * *

Выйдя из ворот Аничкова дворца, бегом направились к лошадям.

– Говори, – коротко велел князь денщику.

– Шумят, – ответил тот, – знаю, что Измайловский точно за Екатерину. Орловы, Пассек, Бредихин – во главе гвардейцев, других пока не знаю.

Зимний пока еще был свободен – редкие кучки пьяных гвардейцев только начали подтягиваться.

– Куда! – попытался было остановить принца один из них, но, узнав, моментально стушевался. Бегом он направился в сторону покоев императора. Растерянные придворные с бледными лицами разлетались с его пути.

– Ты за Павлом, – бросил князь по дороге Тимоне, – и наших там собери.

В покоях императора уже был Миних, уговаривающий растерянного государя бежать в Кронштадт.

– Грифич, ну хоть ты скажи, – обратился к нему уже охрипший фельдмаршал, – я уже устал твердить, что в Петербурге просто опасно, мы не знаем, кто из гвардейских полков остался верен.

Взглянув на государя, попаданец понял, что тот в ступоре и просто не соображает нормально.

– Куда предлагаешь?

– В Кронштадт, – быстро ответил Миних. На секунду задумавшись, Грифич прикинул расположение, гарнизоны и кивнул согласно.

Затем быстро шагнул к Петру и коротким, еле уловимым движением ткнул того в сонную артерию. Государь закатил глаза, и попаданец тут же подхватил падающего, говоря:

– Императору дурно, мы едем в Кронштадт!

Повернулся к ошарашенному Бурхарду и произнес:

– Воронцову сюда же и Павла, быстро. Никаких туалетов[107], левреток и прочей ерунды, через пятнадцать минут выезжаем верхом.

Фельдмаршал шутливо вытянулся во фрунт и взял операцию на себя.