Улеб Твердая Рука. Роман

Особой роскошью и горделивостью манер отличался среди них молодой, но дряблый и бледный лицом, с одним лишь коротким мечом на поясе и с заброшенным за наплечники шелковым плащем сутулый воин. Как видим, Калокир вновь сменил рясу на одежду воина.

- Назови свое имя.

Улеб вздрогнул. К нему обратились на родном языке! Уж не ослышался ли? Может быть, это кто-нибудь из своих? Может, пришли на выручку из каких-либо дальних мест родины, где принято так одеваться? Пришли выкупить? Но нет… За своих россы спрашивают кровью. И не носят одежд как у немцев. Это чужие.

- Назови свое имя, раб!

- Кто здесь раб? - спросил Улеб.

- Твое имя! Отвечай!

- А кто ты?

Брови дината полезли на лоб. Он завопил:

- Знаешь ли, перед кем стоишь! Ты! Раб! Отвечай, не то рассеку надвое! - И он ухватился за меч.

- Я не помню, кто я, - ответил Улеб сквозь зубы. - И не знаю, кто ты, говорящий моим языком. А меча твоего не страшусь, нет тебе пользы в убитом.

Улеб не боялся смерти, да и не ждал ее от оружия этого незнакомца. Не для того берегла и кормила пленника Степь, чтобы какой-то пришелец зарубил его ни за грош. И все-таки, опомнившись, решил зря не рисковать, дерзя рыцарю. Замолчал, будто смирился.

Калокир же монет на ветер не бросал. Хоть и вспылил, да вспомнил, что за убитого пришлось бы раскошеливаться перед Курей. Видя, что юноша опустил глаза, он отступил на шаг, выпятил губу, поморщился и не без тайного умысла пробормотал:

- Подсовывает мне полоумного. У этого дохляка, наверное, не только память отшибли, но и вытряхнули последние силенки. Где уж такому весло толкать, едва держится…

Улеб вспыхнул. Все ясно, этот богатый человек специально пришел за ним, но разочаровался. Нельзя допустить, чтобы снова его затолкали в пещеру и обрекли на постылое одиночество. Уж лучше сейчас попасть к этому, чем остаться у огузов на бессмысленную погибель. А разум затмила обида на брань, и запылали щеки юного кузнеца, не стерпеть, что назвали его слабосильным.

- Я не заморыш!

Он схватил два из направленных на него копий за древка, зажав под мышками наконечники, откинулся телом, изогнулся, напрягшись, и на противоположных концах толстых и крепких копий взметнулись вверх, дрыгая ногами как лягушки, сразу два печенега. Улеб держал их на весу, а они от неожиданности верещали и все дрыгали ногами, пока не догадались выпустить копья и не шлепнулись на землю.

Все вокруг: и огузы и чужестранцы - только ахнули. Куря позеленел от стыда за своих опозорившихся воинов, рука его потянулась к сабле, но тут же изменила направление, ловя тугой мешочек, брошенный хохочущим Калокиром.

- Беру! Беру его! - воскликнул динат. - Еще таких давай, не поскуплюсь! - Он подал оплитам знак, и те повели Улеба, набросив на него кожаные петли, мимо оврага к берегу.

- И коня возьми! - кричал Улеб, силясь обернуться. - Длинноусый сидит на моем коне! Возьми коня! И всех наших! Выкупи-и-и!

Оплиты волокли Улеба, не обращая внимания на его отчаянные крики, не понимая их смысла. Уже далеко позади остался тот, к кому взывал юноша. Вот уж и море синеет во всю ширь. Улеб упирается, его толкают, тащат, а он все еще бормочет, пытаясь объясниться с конвоирами:

- Заберите всех, выкупите… сестрицу мою выкупите, люди… И коня, Жарушку, отберите у степняков… Они, как воры, схватили его, говорили «Атэ нирдэ»… Я запомнил… Куда вы меня уводите? Зачем? Ох люди!

Оплиты с Улебом исчезли за горами холмов. Проводив его взглядом, Калокир призадумался. Он расслышал то, что кричал ему Улеб. «Значит, - думал динат, - во время набега печенегам достался не только этот силач, а еще кое-что, чего они или не успели, или не хотят мне показать».

Никого и ничто из захваченного на Днестре нельзя было оставлять здесь, вблизи Руси. Мало ли что, рассудил Калокир, вдруг сбежит кто из похищенных и все откроет своим. Или еще какие обстоятельства позволят Святославу добиться правды.

Палатий не простил бы послу провала. Не дай бог!.. Нет, нет, каждая живая душа, каждая вещь с Днестра, попавшая в Степь - вероятный риск. Но как это объяснить кагану, если толмача Дометиана съели рыбы, а от жестов и ужимок, как он убедился, слишком мало толку.

- Хороший у тебя конь, Черный князь! Заклевали б вороны… Хороший конек, лучше твоего прежнего, - заговорил Калокир смесью из росских и элинских слов, коверкая их, как ему казалось, на печенежский лад, будто от этого они могли стать понятными степняку. - Я знаю, что его привез Мерзя оттуда. - Динат указал рукой на север. - Я должен его забрать. Должен забрать все, что оттуда, понимаешь?

- Э? - сказал Куря.

- Отдай, говорю, все, что захватили. Сколько хочешь?

- Э?

- Тебе говорят, тащи все и всех, я увезу подальше от греха!

- Э?

- Бэ! Тьфу!.. Господи, прости и огради меня! - Не переставая браниться под нос и вздыхать, динат вытащил из-за пояса новый мешочек, извлек из него пригоршню монет, сунул их кагану, затем потянул к себе уздечку коня, давая понять, что покупает не торгуясь.