Улеб Твердая Рука. Роман

Поднял коробейник крышку своего лотка и давай раскладывать товар на зеленом бугорке, сыпля шутками направо и налево. Девушки, смеясь, вспорхнули с камня. Ребятишки огласили окрестность трелями глиняных свистулек и тягучими, хрипловатыми звуками кленовых дудочек, обожженных замысловатым орнаментом.

Мужики поглядели через головы детворы и женщин на товар и, не найдя ничего стоящего, разочарованно разбрелись по своим делам. Не густо нынче в коробе Фомки.

- Что, Фомка, - радушно сказал кузнец Петря, - поешь с дороги-то? Или бражки поднести? Взмок весь.

- Я сыт, спасибо. А от бражки не откажусь.

Старый Петря кликнул сына, и Улеб побежал в избу за питьем.

Кузнец присел рядом с гостем, вытянув нездоровую ногу. Давно как-то раненый вепрь наскочил в камышах, распорол голень и кость сломал. Клыкастую кабанью морду Петря тогда нанизал на кол посреди двора, да что толку, если кость ноги срослась плохо, охромел навсегда.

- Чудно, Фомка, недавно был и опять к нам завернул. Ларь-то порожний, с чем ушел, с тем скорехонько и воротился. Новую песню вспомнил для нас, забыл чего иль полюбился кто?

- Полюбился, - хитро сощурившись, ответил парень, - покою не стало. С дельным разговором пришел к тебе.

- Ну так зайдем в истобку, коли дело, - кузнец насупился в недобром предчувствии, из-под топорщившихся кустиков бровей взгляд серых глаз невольно скользнул по крыше, где лежало колесо от телеги - старинный славянский знак того, что в доме невеста на выданье.

- Тут порешим, - сказал парень.

Петря открыл было рот, намереваясь сразу же предупредить, чтобы про Улию и речи не было, но в этот момент подбежал сын с бадейкой, он и молчал пока.

Славный парень Фомка, но безродный, легкий умом. Нет, не отдаст за бродягу свою красавицу старый вдовец. Не быть ей женой балаболки, не разувать его перед сном, пусть и не мечтает. Жаль коробейника, лучше бы ему не заводить бесполезного разговора.

Вот Фомка оторвался наконец от посудины, перевел дыхание, рот до ушей, и шлеп парнишку по плечу, норовя одновременно с места подсечь ногой. Улеб устоял, хохочет довольный, в свою очередь, схватил здоровенного парня за сапог, как дернет - тот и брякнулся с бревна. Куры шарахнулись от баловников, взметнув пыль.

- Силен у тебя дитятко! - восхитился коробейник, глядя вслед убежавшему победителю и отряхиваясь от пыли. - Скоро, Петря, посылай его в урочище без копья, одним кулачком сокрушит турьи хребты! Ну и кулачки у дитятки!..

- Захвалите еще малого, и без того свое место забывает, все норовит с мужиками в ряд, а то и опережает. Нехорошо, - для виду поворчал кузнец, а в сердце гордость за сына. И приятно, что разговор уклонился от нежелательной темы. - Что нового на миру?

- Откуда, сам посуди, свежие вести брать, коли кручусь возле вас, никак не уйду. Надоело ноги бить.

- Так не бей.

- Вот за тем и воротился к тебе. Выручишь, мы с тобой не первый год знакомы, не раз преломляли хлеб, верно?

- К чему клонишь-то?

- Все к тому же, Петря, все к тому же. - Фомка живо вывернул на ладонь из висевшего у пояса мешочка горсть чеканных серебряных монет. - Держи, все отдаю! Пять гривн десять ногат. Хватит? И делу конец. Бери, твое.

- За что же? - багровея, прорычал кузнец, поднимаясь во весь свой могучий рост. - Ты за что мне деньги предлагаешь, а?

- Известно, за Жара.

Петря, как подкошенный, плюхнулся на место. Даже вздохнул от неожиданности и облегчения. Враз отлегло от сердца.

- Тьфу! Сполоумел, леший! - Он рассмеялся. - Я подумал, ты девку запросишь в жены.

- На кой мне женка! Мне рыжко нужен! Тебе-то что пользы в таком резвом коньке, хороша и простая лошадка, а мне в дорогах верное подспорье. Уступи, брат.

Вдруг кузнец обиделся, встрепенулся, будто оса его ужалила.

- Чем же это моя дочка тебе не по нраву? - спросил, насупившись.

- Красавица твоя Улия, слов нет. Первая красавица, лучше не встречал. Достойна руки княжича, куда нам, голытьбе. И не жених я, сам знаешь. - Фомка подбрасывал монеты на ладони, надеясь их звоном соблазнить собеседника. - Мне приглянулся жеребец, о нем и речь.

- Деньги даешь большие, верно, только коня тебе все равно не видать. Улеб ему полный хозяин, не я, - сказал Петря. - Ты не первый заришься, всем отказ.

Парень спрятал монеты в кошель, угрюмо поднялся с бревна и направился к ухожам за избой, к скотнице, даже не взглянув на бугорок с товаром, возле которого все еще мельтешили белые повойники женщин, бойких, говорливых в отсутствие мужчин.

Поднялся и Петря, торопливо заковылял туда, где в дыму и жару кипела работа. На ходу грозно прикрикнул на женщин, дескать, довольно забавляться и бездельничать. Те врассыпную.

Легкий ветерок с реки играл трепетными клейкими листочками деревьев, вплотную окруживших сельцо. Крошечное стадо паслось на опушке, не приближаясь, однако, к лесной чаще, над которой не смолкали многоголосые хоры птиц, чуявших дикого зверя.

Радогощ, собственно говоря, расположился не на самом Днестре, а чуть в сторонке, на берегу небольшой протоки.