Улей

— Так могу я говорить?

— Да-да.

Господин уселся поудобней.

— Ну что ж, сеньорита, перейдем к делу. По крайней мере вы должны будете признать, что я не намерен вас обманывать и излагаю все, как оно есть.

В кафе было битком набито, душно, и Викторита откинула с плеч свое легкое пальтишко.

— Видите ли, не знаю, право, как начать… Вы произвели на меня большое впечатление, сеньорита.

— Я, кажется, представляю себе, что вы хотите мне сказать.

— Боюсь, что вы ошибаетесь. Не перебивайте, ваше слово будет в конце.

— Хорошо, продолжайте.

— Отлично. Как я уже сказал, сеньорита, вы произвели на меня большое впечатление: ваша походка, лицо, ноги, талия, грудь…

— Да-да, понимаю все.

Девушка улыбнулась, всего только на секунду, с видом некоторого превосходства.

— Совершенно точно: все. Но вы не улыбайтесь, я говорю серьезно.

Господин снова прикоснулся к ее коленям и взял ее за руку. Викторита снисходительно и почти умело позволила ему это.

— Клянусь вам, что я говорю совершенно серьезно. Мне все в вас нравится, я представляю себе ваше тело, упругое и мягкое, такого нежного цвета…

Господин сжал ее руку.

— Я не богат и много не могу вам предложить…

Господин удивился, что Викторита не отняла руку.

— Но и просить у вас я буду немногого.

Господин опять слегка кашлянул.

— Я хотел бы вас увидеть обнаженной, только увидеть.

Викторита пожала его руку.

— Я должна идти, уже поздно.

— Да-да, вы правы. Но сначала дайте мне ответ. Я хотел бы видеть вас обнаженной, обещаю не притронуться к вам даже пальцем, не коснуться даже ниточки на одежде. Завтра я приду вас встретить. Я знаю, что вы порядочная женщина, не какая-нибудь кокотка… Возьмите пока это, умоляю вас. Каким бы ни было ваше решение, возьмите это — купите себе какой-нибудь пустячок на память.

Под столиком девушка взяла из рук господина бумажку. Рука у нее при этом не дрогнула.

Викторита встала и направилась к выходу. С ней поздоровался сидевший за соседним столиком человек.

— Привет, Викторита! Загордилась с тех пор, как с маркизами водишься, на бедняков и не глядишь.

— Привет, Пепе.

Пепе, как и она, работает в типографии «Будущее».

…………………………………………

Викторита все плачет и плачет. Разные планы беспорядочно теснятся в ее мозгу, как люди при выходе из метро. Пойти в монахини, пойти на панель — все лучше, чем терпеть издевательства матери.

Дон Роберто кричит:

— Петрита! Принеси мне табак, он в кармане пиджака!

Жена недовольна.

— Тише, бессовестный! Детей разбудишь.

— Ну вот еще, разбудишь! Спят, как ангелочки, им только уснуть, а там их никто не разбудит.

— Я сама тебе подам все, что нужно. Не зови Петриту, бедняжка, наверно, очень устала.

— А, брось, для такой девушки это не труд. Вот ты-то, наверно, устала, у тебя хлопот больше.

— И лет мне больше. Дон Роберто улыбается.

— Ну, Фило, не преувеличивай, года еще тебя не согнули!

Служанка входит в кухню, подает табак.

— Принеси-ка мне газету, она в прихожей.

— Сейчас, сеньорито.

— Слушай, поставь мне на ночной столик стакан воды.

— Сейчас, сеньорито. Жена опять вмешивается:

— Я сама все тебе сделаю, пусть она ложится.

— Ложится? Да если б ты ей разрешила, она бы вмиг убежала из дому и не вернулась бы до двух или трех ночи, вот попробуй…

— И то верно…

Сеньорита Эльвира беспокойно ворочается в постели, что-то ее гложет, один кошмар следует за другим. В спальне сеньориты Эльвиры пахнет ношеным бельем и женщиной: женщины пахнут не духами, а тухлой рыбой. Дышит сеньорита Эльвира неровно, прерывисто, сны у нее тяжелые, тревожные, это сны разгоряченной головы и голодного желудка, от них жалобно скрипит ветхий матрац.