Улей 2 (СИ)

— Я и ты. Мы одни. Никого больше. Смотри, Эва, никого. Мы одни. Ты со мной. Я держу тебя, чувствуешь? Я держу тебя крепко. Ты со мной. Не уйдешь. Не отпущу. Я люблю… Ты моя… Эва. Моя. У нас целый мир, видишь? И никого, кроме нас двоих. Ни души. Мы вдвоем. Только ты и я. Выдыхай. Дыши, Эва. Я люблю тебя. Я люблю. Не отдам тебя. Никогда. Мы вдвоем. Навсегда.

Голос Адама опутывал Еву, будто волшебное заклинание. Она видела и слышала то, что он ей предлагал и показывал. Только их мир. И на простирающиеся в ее воображении территориальные километры только их вдвоем.

Они никогда не обсуждали эти приступы после того, как Ева засыпала и просыпалась в хорошем расположении духа. Они не возвращались к этому сознательно. Достаточно было того, что Ева понимала: Адам будет рядом в следующую трудную минуту. А он всегда был к этому готов.

Невзирая на то, что оба охотно приняли на себя взрослые обязанности, они все еще оставались в какой-то мере незрелыми, резкими в своих порывах. Менялись и дозревали вместе. Порой с какими-то бесшабашными идеями и кривыми исполнениями, умудрялись дурачиться вечерами и на выходных. Это Терентию Дмитриевичу необходимо было ложиться спать до полуночи, чтобы иметь силы проснуться утром на работу. А им, молодым и горячим, порой хватало и двух часов сна. Иногда ругались, доказывая друг другу что-то абсолютно пустяковое, но объемное в их обостренном восприятии. И все же, смех и ребяческие дурачества нарушали тишину квартиры Титовых гораздо чаще.

Терентий Дмитриевич не вмешивался. Привыкал к постоянному шуму и ажиотажу в семейном гнезде.

Глава 65

После короткого стука Ева заглядывает в кабинет мужа.

— Привет, Титов, — широко и задорно улыбается. — Пора домой.

— Черт, — бросая взгляд на наручные часы. — Не думал, что уже шесть.

— Хорошо, что ты пришла, красавица, — подскакивает со своего места Халюков. — Иначе вечер пятницы грозил закончиться не в любимом баре, а на работе.

По пути к дверям смеряет Титову оценивающим взглядом.

— Мм, классно выглядишь!

— Перестань флиртовать с моей женой, Халюк.

— Тит, я же без всякой грязи, — скорчив обиженную рожу, хватается за сердце. — Ладно, ушел. А вам семейного счастья! Мира! Добра! Благополучия! Журавлей в руках! И, в общем, крепкого любовного союза!

— От всей души благодарим! — в тон ему, со всем пафосом произносит Титов. — И давай, скройся с глаз уже. До понедельника.

— Пятница, — взбудоражено выкрикивает Мексиканец на выходе. — Добрейшего вечера, Наталья Александровна, — доносится его голос уже из приемной.

В кабинет прокрадывается тишина. Без какого-либо напряжения, звенит скорее на контрасте с многочасовым шумом. Ева протяжно вздыхает и расслабленно улыбается, прислоняясь спиной к двери.

— Ты когда ела последний раз? — спрашивает Адам, выходя из-за стола.

— А ты?

— Я первый спросил.

— Я же очень ответственная, знаешь, Адам? — терпеливо указывает ему на тот факт, насколько дисциплинированно она выполняет все предписания врачей. — Час назад встречалась с Дашей в гриль-баре. Наелись мяса и всего-всего. А ты?

— В районе четырех Наталья Александровна заказывала «комплекс» в офис.

— Тогда домой?

Титов кивает. А потом, улыбнувшись, со свойственным ему задором делает другое предложение:

— А давай к морю, Титова.

— Ну, давай к морю, Титов.

— Как дела у АА? — спрашивает уже на выходе. — Она не перекрасилась в фиолетовый? Может, розовый?

— Нет. Еще синяя ходит. Но, чувствуется, перемены в ее настроении уже зреют. Так что…

Адам посмеивается, закрывая дверь кабинета.

— Она феноменальна.

— Ага, экспрессивна и феерична, — поддерживает излюбленную тему Ева. — Иногда она выглядит ну так смешно, я смотрю на нее и просто не могу не смеяться.

Прерывая тему, прощаются с секретарем Титова. Продолжают разговор в лифте.

— И как Резнева реагирует на твой смех?

— «Счастлива тебя повеселить», — бубнит Титова, пародируя психолога. — Ну, ей, правда, плевать на то, какое она производит впечатление. В этом плане я ею прям восхищаюсь.

— Поцелуй, — шагнув к жене, внезапно прерывает ее болтовню Адам. — А то пришла, не поздоровалась нормально.

Поднимаясь на носочки, Ева охотно целует его в губы. Обвивает руками шею. Прижимается и еще раз целует.

— Мексиканец все карты спутал. Я рассчитывала застать тебя одного.

— Хм… — выдыхает Адам, пристально вглядываясь в глаза Евы. — Он начинает мне сильно не нравиться.

— Не обижай Халюкова, — предупреждает она на полном серьезе.

— Да я, на самом-то деле, не обижаю. Ты же знаешь.

— Хорошо, — расслабляясь, в последний раз прижимается к его губам.

Глава 66

Поправив съехавшую с плеча бретельку сарафана, Ева останавливается у самой кромки воды. Теплая пена шумной волной набегает на ее босые стопы и тут же спешно устремляется назад.