Улей 2 (СИ)

— Нам не стоит торопиться. Один раз мы уже поспешили. Черт… на самом деле, мы ни разу не сделали этого правильно.

— Поспешили? Ты жалеешь?

— И да, и нет. То есть… Я не знаю.

Слышать такой ответ от Адама более чем странно. И он Еве абсолютно не нравится.

Воспоминаний в ее голове с каждым днем все больше. Они появляются один за другим практически безостановочно. Сложно оставаться полноценным участником реальной жизни, пока внутри нее путаются события, лица, слова и эмоции, что приходят вместе с ними. Ева по-прежнему хранит втайне тот факт, что ее память возвращается. Но она же помнит… Чувствует…

«Почему?»

Этот вопрос стучит молотом в ее воспаленном сознании. Это же секс. Все парни хотят секса. Рано или поздно.

«Почему?»

— Почему тебе жаль?

— Потому что я, бл*дь, тебя обидел.

— А может, я тебя? — с вызовом и болью в голосе спрашивает она.

И задыхается, цепенея при запуске внутреннего аварийного режима.

В прохладном воздухе церкви расщепляется на тошнотворные молекулы насыщенный запах ладана. Прихожане длинной чередой выстраиваются перед батюшкой, чтобы получить его священное благословение.

— Руки из карманов, — шипит сквозь зубы мать, и Ева машинально подчиняется.

Расправляя потными ладонями синий сарафан, выгибается в сторону, чтобы поглазеть на юношу в одеянии церковного послушника.

Он кажется ей необычайно красивым. И больше всего Еве нравятся его светлые вьющиеся волосы и выразительные серо-зеленые глаза.

«Очуметь просто!»

Она радуется тому, что в течение невыносимо длинной и скучной службы у нее есть возможность смотреть на этого юношу.

Поймав ее любопытный взгляд, мальчик смущённо опускает веки, бормоча вслед за отцом слова молитвы, и тут же стремительно поднимает глаза вверх, чтобы снова встретить наглую улыбку Евы.

«Красавчик!»

— Стань ровно. Не вертись.

Засопев, Ева упирается глазами в пол, пока очередь движется с черепашьей скоростью. Как же раздражает, когда мать одёргивает ее, словно глупого ребенка.

От неестественного нервного напряжения по телу девочки проходит дрожь.

— Только не здесь, — разъярённым шепотом предупреждает мать.

И девочке приходится приложить максимальные из возможных усилий, чтобы остановить то, что само по себе является протестом против контроля.

— Мне просто холодно, — врет, вцепляясь вспотевшими ладонями в подол сарафана.

Но мама не сводит глаз вплоть до того момента, как они, наконец, оказываются перед лицом грузного батюшки в голубой мантии с белой бахромой. Он напоминает Еве абажур старой люстры.

И она его недолюбливает.

Но сейчас ей не до батюшки. У нее появляется оправданная возможность пройтись взглядом по светлому одеянию стоящего по правую руку от священнослужителя мальчика. Останавливаясь на остром подбородке и чётко очерченных губах, она вдруг прыскает смехом. Непомерно взбудораженная и впечатленная, не может удержать в себе эмоции, хотя чувствует на себе осуждающий взгляд матери. Смотрит юноше прямо в глаза, пока тот краснеет и кашляет.