Улей

То, на что они смотрели, было одинокой фигурой, с трудом бегущей перед "Спрайтом", стараясь не попасть ему под гусеницы. Сначала Хейс подумал, что "Спрайт" преследует фигуру, чтобы догнать ее, но теперь это выглядело совсем не так.

Было похоже, что они пытались его сбить.

"Святое дерьмо", - сказал кто-то.

"Рутковский? Иди, принеси мне одну из винтовок, - рявкнул Хейс. - И убедись, что она заряжена".

Затем он побежал, ветер толкал его в спину, а затем в сторону. Он прорывался сквозь сугробы, упав только один раз. Остальные тоже бежали, но держались позади него, как будто хотели, чтобы он увидел это первым.

"Эй!" - крикнул Хейс, подбежав ближе. "Эй! Прыгай за хижину! Прыгай за эту ебанную хижину... тебя почти догнали!"

Фигура пьяно петляла, упала лицом вниз в снег и, как краб, отчаянно ползла вперед, как ребенок на уроке физкультуры, ползущий за бочкой[41]. Но ни одному ребенку никогда не приходилось пробираться сквозь трех- и четырехфутовые сугробы, удерживаясь на паковом льду, когда ветер врывался в него со скоростью пятьдесят-шестьдесят миль в час. И ни одному ребенку никогда не приходилось делать это в громоздкой парке, когда ветер выстуживает до семидесяти градусов ниже нуля.

Хейс кричал одинокому мужчине и водителю "Спрайта", но это не принесло ему никакой пользы. С тошнотворным осознанием он понял, что "Спрайт" собирается догнать человека и раздавить своими гусеницами. Фигура поднялась на ноги и двинулась влево, и "Спрайт" отреагировал на это, скрипя гусеницами при повороте. "Спрайт" приближался к нему, а Хейс был чертовски далеко, чтобы что-то сделать. Люди за его спиной кричали, и он сделал последний отважный рывок, но потерял равновесие и упал в сугроб, а затем поднялся с лицом, засыпанным снегом. Он бешено смахнул его.

Мужчина упал.

Но он увидел Хейса.

Он мотал головой вперед и назад, что-то крича, но Хейс не мог расслышать, что именно в грохоте двигателя "Спрайта". Огни снегохода слепили, в их лучах кружился снег. Хейс смог разглядеть лишь смутную фигуру в кабине.

Где, черт возьми, был Рутковский с винтовкой?

Он услышал, как Шарки выкрикнула его имя, а затем "Спрайт" прокатился прямо по одинокой фигуре в снегу, и его сочлененные гусеницы раздавили его с хлопающим, влажным звуком, мясисто, органически и жестоко. "Спрайт" накренился, проехав по нему, не оставив после себя ничего, кроме красной и разорванной кучи.

А потом направился к Хейсу.

"Ох, дерьмо", - сказал он себе под нос, пятясь назад и готовясь бежать.

Но "Спрайт" остановился как вкопанный. Переключился на пониженную передачу, рванул задним ходом, поскольку тот, кто был в той кабине, грубо работал рычагом. В происходящем не было никаких сомнений: этот сумасшедший ублюдок снова собирался проехать прямо по телу.

Снегоход дал задний ход и откатился, и внезапно Рутковский оказался там с винтовкой в руках, просто стоял, потеряв дар речи.

"Пристрели этого ублюдка!" - Хейс сказал ему.

Но Рутковский застыл, смотря на растущее красное пятно на снегу, вдыхая запах крови и размолотой плоти, и не мог пошевелиться.

Хейс взял винтовку из его рук.

Это была всего лишь маленькая винтовка для выживания 22-го калибра с продольно-скользящим затвором. Он поднял ее и выстрелил в кабину. Отработал затвором, и выстрелил снова. Он увидел пулевые отверстия в широком покатом лобовом стекле. Увидел, как вторая пуля заставила фигуру вскинуть руки вверх и опасть.

"Спрайт" остановился.

Прямо над телом.

Хейс обогнул кабину и поднял винтовку, готовый закончить работу и зная, что, если кто-нибудь встанет у него на пути, он получит прикладом по голове.

Но никто этого не сделал.

Они подошли, но держались на приличном расстоянии. Там были Катчен с Шарки. Корикки и Содермарк. Стоттс, Биггс и Рутковский. Несколько ученых. Никто ничего не говорил. Двигатель "Спрайта" заглох, и дверь кабины распахнулась, а затем снова закрылась от порыва ветра. Затем снова распахнулась, и тот, кто там был, вышел и встал на гусеницу.

Это был Холм.

Геолог из команды Гейтса. Он просто стоял на гусенице, как политик, готовящийся произнести речь. Он был в парке, но без шапки. Его белые волосы шелестели на ветру. Лицо было цвета вареной кости.

"Холм?" – спросил его Хейс, задаваясь вопросом, попал ли он в него из 22-го калибра или нет. Ибо он казался совершенно здоровым. "Холм? Черт возьми, Холм, что, черт возьми, ты творишь?"

"Осторожно, Джимми", - сказал Рутковский. "Здесь что странное".

О да, определенно было.

Холм спрыгнул со ступенек в снег и шагнул вперед, в то время как Хейс отступил назад. Холм был тощим стариком лет шестидесяти, и Хейс мог сломать его об колено, не вспотев... однако в тот момент трудно было представить себе более опасного человека, чем Холм. В нем было что-то холодное и безжалостное.

"Холм..." - сказал Хейс.