Улей. Книга 3

— Если бы я могла отмотать время назад… — она отводит взгляд, уставившись на огонь. На губах играет блуждающая полуулыбка. — Уильям был прав. Таким, как мы, нельзя размножаться. Не в этом мире, где каждый из нас в любой момент может стать мишенью. Тараканом быть проще, намного проще, чем человеком, но не они расплодились до неимоверного количества и загадили всю планету. Это сделали мы…

— Ты с ума сошла? — изумленно выдыхаю я, даже не пытаясь вникнуть в услышанный бред.

— Да, и очень давно, — не оспаривает она. — Мне стоило его послушать. И, возможно, Уильям никогда бы не стал Кроносом, а я той, кто спустила с привязи монстра.

— Ты жалеешь, что родила меня? — сиплю я, оглушенная чудовищной догадкой.

Руки так сильно дрожат, что из кружки выплескивается чай. Бедра обжигает кипятком, но я не чувствую боли. Ничего не чувствую, стремительно погружаясь в глубокое оцепенение.

— Нет, — качнув головой, Мария расслабленно опускает руки на подлокотники. От ее жуткой улыбки меня бросает в дрожь. — Без тебя игра не была бы настолько увлекательной, и мы не оказались бы здесь…На вершине пищевой цепи. Все, кто хотел нас растерзать, получил по заслугам. Они убрались в ад, где им самое место. Закономерный и честный финал.

Я оглушено молчу, рассматривая сидящую рядом женщину, которая только что повесила на меня ответственность за все, что сотворили она и Кронос.

«Без тебя игра не была бы настолько увлекательной…»

«Таким, как мы, нельзя размножаться.»

«Мне стоило его послушать.»

«…Уильям никогда бы не стал Кроносом, а я той, кто спустила с привязи монстра.»

«Если бы я могла отмотать время назад…»

Боже, она действительно сумасшедшая, одержимая, потерявшая разум, но каким-то чудом сохранившая человеческий облик. Чистое концентрированное безумие клубится в ее заполнивших радужку черных зрачках. Монстр с лицом ангела. Моя мать…

— Я понимаю, о чем ты сейчас думаешь, — проницательно ухмыляется Мария. — Внутри тебя кипят гнев и боль. Твой разум в агонии. Тебе кажется, что нельзя ненавидеть сильнее, но, моя милая, чтобы остановить Дьявола нужно думать и действовать, как он. Необходимо стать им, взять бразды правления в свои руки и сокрушить его же оружием. Я это сделала и ни о чем не жалею. Теперь твой черед, Диана.

Поставив кружку на разделяющий нас кофейный столик, я закрываю лицо ладонями и делаю судорожный вдох. Мне хочется бежать отсюда прочь и забыть каждое сказанное мамой слово, но словно пригвожденная продолжаю сидеть в кресле.

— Мой черед? — переспрашиваю я, поняв, что упускаю нечто важное.

— Наша игра пришла к своему логическому завершению, но твой муж еще не закончил. И он не остановится, пока не получит наши с Уиллом головы. Я не хочу с ним воевать, но буду вынуждена защищаться.

— Защищать Кроноса, ты хочешь сказать? — яростно бросаю я.

— Уильям никогда не покинет этот остров, — заверяет мама, и злорадное удовлетворение, вспыхнувшее в ее глазах, указывает на то, что она не врет. — Он умрет здесь, Диана. Я хочу, чтобы последним, что он увидит, было мое лицо.

— Так убей его сейчас, и Дэрил отступится! — импульсивно вскочив с места, я подбегаю к матери и опускаюсь перед ней на корточки. — Он считает, что ты выторговала жизнь Кроноса, чтобы впоследствии освободить. Дэрил защищается и защищает меня от возможных угроз в будущем. Дай ему то, что он хочет, и мы улетим отсюда вместе.

— Если ты хоть немного успела узнать своего мужа, то должна понимать — Дэрил никому не дает вторых шансов, — мама прикладывает прохладную ладонь к моей пылающей щеке. — Если решение принято, твои слезы и мольбы на него не повлияют, а оно принято. Принято еще в тот момент, когда я поставила ему ультиматум. Он не простит. И не забудет. Даже ради тебя.

Она права. Не помогут ни слезы, ни мольбы, ни доводы, ни угрозы. Я пыталась… Прикрыв глаза, опускаю голову на колени матери, позволяя ее пальцам ласково, как детстве, гладить мои волосы. Нежные успокаивающие прикосновения снова утягивают меня в болезненный морок воспоминаний, в полузабытую иллюзия счастья, которого никогда не было.

— Я не могла ему сказать, где ты. Он бы все сделал по-своему, а в этой игре действуют только мои правила, — мягко проговаривает Мария. — Ничьи больше, милая. Ничьи больше.

Я не вникаю в суть, устав вылавливать смысл из льющегося из ее рта безумного абсурда. Душа моей матери больна, отравлена ненавистью и местью. Я не способна ее исцелить. Никто не способен. Из-под зажмуренных век катятся горячие слезы. И пусть никто из нас не произносит вслух главных слов, но мы обе знаем, что прощаемся. На этот раз навсегда.

— Я очень тебя люблю, мам, — горько всхлипываю, обнимая ее колени. — Мне так жаль, что ты забыла значение этого слова.