Проверив наличие связи с остальными вертушками, он с каждой запрашивает отчет о готовности к взлету. Удостоверившись в отсутствии неполадок, Гейб вопросительно смотрит на находящегося в составе экипажа бортмеханика.
— У нас все в порядке?
— Нарушений в работе двигателей и бортовых систем нет. Технические характеристики в норме. — докладывает тот. — Можно взлетать, командир.
— Я — второй пилот. Командир — он, — Гейб поворачивает голову к летчику, сидящему в соседнем кресле. — Все птички готовы, Бут. Даешь разрешение на взлет?
— Взлетаем, — нажав на кнопку связи, приказывает командир.
Сохраняя необходимую дистанцию, вертолеты одновременно отрываются от земли и под грохот мощных лопастей начинают плавно набирать скорость и высоту.
Пятьдесят метров. Сто. Двести. Пятьсот….
С каждой новой сотней вертушки постепенно увеличивают расстояние между бортами, выстраиваются в воздухе буковой V, и единым курсом двигаются в сторону береговой линии. Благополучно пересекают ее и дальше летят над морем.
Снизу удаляющая винтокрылая семерка напоминает птичий клин, двигающийся острым углом вперед. Взмывает все выше и выше, стремительно отмеряя от точки старта километр за километром. С земли их красивый полет отслеживается через прицелы зенитно-ракетных комплексов. Солдаты генерала напряженно ждут приказ открыть огонь на поражение, но Одинцов медлит, тем самым усложняя своим людям задачу.
Черные точки в небе для обычного наблюдателя становятся почти неразличимыми, когда команда к запуску управляемых ракет одновременно раздается в динамиках всех операторов зенитных комплексов. Грохочет серия огненных залпов. Оставляя в небе узкий хвост из белого дыма, два десятка ракет на огромной скорости устремляются к наведенным целям.
Словно почувствовав опасность, за несколько секунд до вероятного поражения, преследуемые вертолеты производят неожиданный маневр и хаотично рассредоточиваются в воздухе, уклоняясь с траектории ударов.
Это хорошая попытка, но обреченная на провал, несмотря на то что только одна из выпущенных ракет достигает цели. Подбитая птичка вспыхивает, начиная резко снижаться. Затем раздается громкий взрыв, небо заволакивает чёрным дымом. Разлетевшимися частями фюзеляжа задевает вторую вертушку. Получив повреждения винтовой части, машина теряет управление, камнем падает вниз и через мгновенье исчезает в ледяных морских водах.
С земли раздаётся новая серия залпов… А затем еще, и еще одна.
Когда все стихает, в черном небе гаснет солнце, скрываясь за плотной дымовой завесой, а ранее безоблачное утро превращается в сгущающиеся сумерки. Вспенившиеся волны пожирают искореженные обломки, фрагменты человеческих тел и осколки ракет, утягивая на дно все свидетельства запланированной жестокой расправы.
— Отлично постреляли, — удовлетворённо произносит Одинцов, похлопав по плечу одного из своих командиров. — Теперь можно и позавтракать.
20
Диана
— Дэрил поймет, если я вмешаюсь, — обдумав мою просьбу, уклончиво отвечает Мария. — И обрушит свой гнев на меня.
— Сделай так, чтобы он не узнал, — вскинув голову я настойчиво смотрю в пепельно-серые глаза. — Ты сама сказала, что жизнь Эйнара висит на волоске. Его нужно оборвать. Сегодня. Аккуратно и безболезненно.
— Хорошо, Диана. Я сделаю то, что ты просишь, — после короткой паузы я, наконец, получаю положительный ответ, но груз, давящий не плечи, легче не становится. Ни одно решение не давалось мне настолько тяжело, и как бы я не пыталась договориться с собственной совестью не выходит.
— Мне нужно сделать звонок Одинцову. Подождешь минуту? — во взгляде Мари сквозит понимание и толика сострадания.
Я киваю, отворачиваясь к камину. Мама почему-то мешкает, словно специально испытывая мои нервы на прочность.
— Уверена, что не пожалеешь? — тихо спрашивает она.
— Черт, мам, я уже жалею! — со слезами в голосе, восклицаю я. — Предложи мне другой вариант, который исключит мучительную смерть для моего друга.
— Эйнар обречен. Его смерть — вопрос времени. Я повторяю: ты уверена, что это должно случится сегодня?
— Да, — обессиленно выдыхаю я, поняв, что никто не исправит чудовищную ситуацию, не решит за меня и не протянет руку помощи.
Мама молча выходит из комнаты и скрывается за дверями спальни. Я не слышу, о чем она говорит с генералом, да это и неважно. Имеет значение только результат. Пока ее нет, я отчаянно мечусь по комнате, кусаю губы, чтобы не кричать, задыхаюсь от выворачивающего душу чувства вины. Меня колотит, как в лихорадке, ядовитые мысли и сомнения атакуют мозг.
Прижавшись лбом к стене, стону, как раненное животное и царапаю ногтями деревянные панели. Время замирает. Минуты наверняка давно истекла. Мне кажется, моя агония длится вечность. Боже, почему так долго?
Сердце замирает, когда я снова ощущаю мамино присутствие. Она приближается ко мне со спины, кладет ладонь мне на плечо и мягко сжимает.