Ульфхеднар (СИ)

На небесах ярились боги, делили облака и просторы, проводили незримые границы, а люди повторяли за ними. На ум волей-неволей шло именно это, покамест в лицо швыряло воду вёдрами. Сэхунн оскальзывался порой на крепком сиденье, кутаясь в отяжелевший плащ, пошитый из напитанной воском кожи, но правило не выпускал, хоть и держать мог его всего одной рукой.

Вот теперь-то никто не жалел, что отец ввёл в род рисунга — дитя свободной незамужней женщины, а допредь сколько было недовольных речей — не счесть. Но коль уж сказал Лейф Поединщик, то сказанного назад не брал. Захотел ввести сына в род по закону и ввёл, и плевать хотел, что думали прочие наследники.

Ныне Лейф Поединщик бежал дома вместе с родом как разбойник, и чести было в том немного. Только выбирать не приходилось. Или бежать, или всем головы сложить. Да и наследников у него убавилось аж так, что один и остался — недавно введённый в род бывший рисунг Сэхунн. Вот все и молчали. Побурчишь тут, ежели наследник только один и уцелел. Тут любой сгодится, чтоб род не прервался. И Сэхунна даже ни единого разу не попрекнули, что однорук.

Левой рукой он цепко держал правило, и худые пальцы не соскальзывали с сырой сосновой рукояти. Правая же рука была примотана к груди под плащом. Заживала она плохо после памятного боя в родном Сэхэйме в Халогалане. Руку Сэхунна смотрели все, кому не лень, и приговор был одинаков — не грести ему больше на отцовском корабле, где скалил зубы на носу морской дракон. Да и меча не держать в деснице.

Сэхунн приметил, как поглядел на него тогда Лейф хёвдинг, потому сразу пошёл к хирдману-наставнику, за которым щит прежде носил не один год. Попросил Хальва Лежебоку заниматься с ним в пути, чтобы мог он меч держать в левой руке не хуже, чем в правой. После отец ни единого разу не посмотрел на него с жалостью. И правильно. Негоже, чтоб сына славного делами своими хёвдинга жалели и считали калекой никчемным, пусть даже всего одну зиму назад он был всего лишь рисунгом.

Ходить на боевом корабле штурманом — чести много, но Сэхунну этого одного недоставало. Сколь бы щедр и благосклонен ни был к нему морской владыка Эгир, даже имя ему подаривший, оправдать доверие отца Сэхунн хотел больше всего. Ему мало было славы умелого рулевого, способного отобрать ветер у противника в море и заставить чужие паруса обвиснуть беспомощно. Он мечтал, как отец станет гордиться им и говорить, что не зря ввёл рисунга в род и сделал наследником.

Вестимо, всё это малость поблекло, когда сосед Лейфа Поединщика разделил пищу и кров в Сэхэйме с хозяевами, а после вероломно напал, как вор последний, под покровом ночи. Бесчестно поступил Асгейр Кривой, но сговориться успел с другим ближайшим соседом, потому-то и вышло так, что нынче весь род Лейфа Поединщика сумел уместиться всего на одном боевом корабле.

Верный друг, сложенный из добрых ясеневых досок, выручил и тут. Как кто надоумил в тот день оставить корабль на волнах в узком заливе.

В ночи пылал и гудел огонь, кричали нападавшие и умирающие, метались по берегу свои и чужие, и напуганные дети и рабы. Отцовский хирд сам собой собрался, построился и отступил к берегу. Лейф хёвдинг каждый год пропадал в море, а без добычи не возвращался, так что хирдманы у него кормились закалённые и матёрые, таким не привыкать в бой идти без рубахи, чтобы верно послужить Одину данным богами телом и вознести прямо в чертоги Вальгаллы честную жертву кровью и жизнью — вражеской или своей.

Сэхунну тогда руку сначала придавило горящим столбом, когда он выбирался из дома, охваченного пламенем. Злодеи умудрились поджечь присыпанные землёй стены и укрытую дёрном крышу. Сэхунн находчиво черпал бочонком заготовленную за лето сыворотку из чана и заливал пламя ею, а потом протискивался в узкий лаз. Тогда-то и рухнул один из столбов — прямиком ему на руку. А после, уже на берегу, Сэхунн отбил удар вражьего меча, но поскользнулся на влажном песке. Чужой клинок рассёк разом предплечье и плечо, скользнул по кости, застрял. Свой меч Сэхунн оставил в брюхе у хирдмана Асгейра, а отец за шиворот утянул самого Сэхунна за собой. Дальше Сэхунн ничего не помнил, очнулся уже в море на мокрой палубе.

Так и шли они за днём день на “Вороне” всем родом, только вот в трюме не лежали бережно укрытые домашние боги — всё осталось в Сэхэйме. Всё — и боги, и честь, и убитые родичи, и попранный закон, ибо нет хуже поступка, чем обратить оружие против того, с кем кров и пищу разделил.

Отец хотел добраться до усадьбы Хэйдульва Удачливого да попросить у старого друга помощи, но тот ещё не вернулся из Эрин, а супруга его сметливая предупредила, что собирают тинг*. Асгейр подкупил послухов* и заручился поддержкой соседей, чтобы Сэхэйм ему отдали, а всё дело так перевернул, будто бы это Лейф Поединщик под покровом ночи на гостя кинулся.