Ульгычан, или хроника турпохода (СИ)

Банка была торжественно водворена на большой плоский камень, Ладка полезла в рюкзак за топором, чтобы открыть ее - излюбленный туристский аттракцион. И вдруг вожделенная банка взорвалась как граната, верхушка камня почернела и оплавилась. Еще не понимая, что происходит, мы юркнули в какие-то щели между валунами.

Вот нас и достал наш "хвост". Конечно, это были пираты, Ардара. Я не знаю и вряд ли узнаю: им ли принадлежал тот костер в долине, как мы разошлись с ними по пути к перевалу, почему они не напали раньше. Возможно, они давно потеряли след, но зная направление, вычислили, куда мы идем, и решили ждать здесь. Они все правильно рассчитали. Дождались. Застали нас врасплох. И перебили бы... Почему их первый выстрел был таким? Кодекс чести не позволял стрелять врагу в спину? Или они думали, что мы растеряемся? Собрались поиграть в кошки-мышки?

"Мышь, загнанная в угол, как правило не сопротивляется - не верьте этому!" Мы заняли круговую оборону и стали ждать дальнейшего развития событий. Пиратам предстояло теперь либо подбираться к нам вплотную, чтобы достать парализующими зарядами, либо с безопасного расстояния обстреливать камни, за которыми мы засели. Они выбрали первое, и это было очередной ошибкой с их стороны.

Мелькнула на фоне снега черная фигурка. Я выстрелила, но промазала. Пират благополучно нырнул за камень. Но следующая его перебежка завершилась не столь удачно. В него самого я опять не попала. Но гигантский обломок скалы, зависший на склоне в неустойчивом равновесии, от попадания заряда опрокинулся и накрыл его. Перевал огласил душераздирающий вопль. Второго пирата подстрелила Ладка, он скатился по снегу куда-то вниз.

Мы не знали, сколько их. Посидели, подождали немного - тишина. Ладка надела свою шапку на булыжник, приподняла над нашим укрытием - никто не стрелял. Мы с опаской вылезли из-за валунов, не веря тишине, но на этот раз она не собиралась нас обманывать. Неужели все?

Мы осторожно подошли к тому пирату, которого придавило глыбой. Он был из племени "серолицых гигантов". Из-под камня виднелись только голова и плечи. Как ни странно, он был еще жив, хрипел, силился приподнять голову: лицо жутко искажено, глаза вылезли из орбит, зубы оскалены. Он с мольбой посмотрел на бластер в моих руках, но я не спешила прекратить его мучения. Ладка присела рядом с ним на корточки:

- Скажешь, падла, сколько вас - добьем. Нет - так подыхай. Заряд на тебя тратить...

Нам не было его жалко. Совсем. Сейчас, при воспоминании об этом эпизоде, меня корежит. А тогда я испытывала лишь абсолютно ледяную, трезвую и спокойную ненависть. Не как на дороге, после гибели Андрея, когда нас подхватило и понесло боевое безумие берсерков: гораздо хуже, страшнее. Потому что я вполне сознавала, что происходит. В частности, что должен чувствовать этот человек... Не совсем человек...

- Говори, сука!

Пират ничего не сказал. Не хотел, или не мог, или, возможно, вообще не понял вопроса. Кровь хлынула у него изо рта и ноздрей, он ткнулся лицом в снег и затих.

- Все, кончился, - Ладка перекрестилась: неожиданный жест.

Мы подобрали рюкзаки и, не оглядываясь, поковыляли прочь: вниз с перевала, туда, где ждал нас, совсем игрушечный на вид, оранжевый домик метеостанции.

У меня сохранилось очень мало воспоминаний о последних часах пути. Где на ногах, где на заду, где чуть ли не кубарем мы ссыпались до границы леса. Мы здорово смахивали на снеговиков, но сил отряхиваться уже не было. Опять начиналась метель. Шли, шатаясь как пьяные, по очереди падая и вытаскивая друг друга из сугробов, потому что подняться своими силами уже не получалось. Я давно не чувствовала ни рук, ни ног. Снег набился в ботинки, налип на варежки и таял. Брюки и поддетые под них теплые штаны промокли насквозь.

Мы никогда не нашли бы метеостанцию, если бы не проложенная мимо нее дорога с вешками. Мы выбрались на эту дорогу уже в сумерках, сначала пошли не в ту сторону. Чисто случайно, обернувшись, разглядели огонек в окне, едва видимый сквозь пургу. Пришлось возвращаться.

В очередной раз упав в сугроб, я сказала, что дальше не пойду. Пусть Ладка одна добирается до метеостанции и присылает помощь, а я буду сидеть здесь и светить фонариком. Она обругала меня последними словами, сказала, что пристрелит, если я немедленно не встану. Я поняла, что так она и сделает. Через полчаса мы вместе стояли под окнами большого, крепкого дома, выкрашенного ярко-оранжевой краской (в темноте он казался серым).

За занавесками горел свет, синевато мерцал экран телевизора. Мы беспрепятственно вошли в сени, но вторая дверь оказалась запертой. Долго стучали. Наконец, внутри послышалось какое-то шевеление, сонный мужской голос спросил:

- Кто?

- Туристы. Из группы Басова Игоря Федоровича. Мы были у вас две недели назад.

- Подойдите к окну, дайте на вас посмотреть.

- Мы подыхаем от голода и вот-вот превратимся в сосульки, - я постаралась, чтобы мой голос звучал как можно тоньше и жалобнее: пусть у человека за дверью не будет сомнений, что говорит женщина. Подействовало.