Уличный кот по имени Боб. Как человек и кот обрели надежду на улицах Лондона

Вот почему я так ценил возможность играть на улице. Это был почти законный способ зарабатывать на жизнь. Благодаря гитаре я держался на плаву. И все равно снова угодил за решетку. Это был настоящий удар под дых.

Я просидел в камере примерно полчаса, когда дверь внезапно открылась, и полицейский в белой рубашке приказал мне выйти.

– Давай, давай, – торопил он.

– Куда вы меня ведете? – спросил я.

– Сейчас узнаешь.

Меня привели в комнату с голыми стенами, посреди которой стояли стол и несколько пластиковых стульев. На них уже сидели несколько полицейских. Честно говоря, вид у них был откровенно скучающий. И тем не менее один из них принялся задавать мне вопросы:

– Где вы были вчера вечером, примерно в половине седьмого?

– Играл на гитаре на Ковент-Гарден.

– Где именно?

– На углу Джеймс-стрит, напротив выхода из метро, – честно ответил я.

– Вы заходили в метро в тот вечер? – хмуро спросил полицейский.

– Нет, я никогда туда не захожу, – сказал я. – Я езжу на автобусе.

– Тогда почему по меньшей мере два человека утверждают, что видели вас на территории станции, где вы оскорбили кассира и плюнули в нее?

– Понятия не имею! – ошеломленно воскликнул я.

– Эти люди видели, как вы поднялись на эскалаторе и попытались пройти через турникет без билета.

– Как я и сказал, это не мог быть я, – я продолжал настаивать на своем.

– И когда вас попытались остановить, вы принялись оскорблять служащую метро, – не унимался полицейский.

У меня хватило сил лишь на то, чтобы обескураженно покачать головой. Казалось, будто мне снится дурной сон.

– После этого вас отвели к кассе и попросили купить билет, – продолжал офицер. – Вы сделали это – против вашей воли, естественно, – и после этого плюнули в окошко кассы.

Все, с меня довольно!

– Послушайте, это чушь, – сказал я. – Я сказал, что вчера вечером не заходил в метро. Я никогда там не бываю. Я не пользуюсь метро. Мы с котом ездим на автобусе.

Полицейские посмотрели на меня так, будто большей бессмыслицы они в жизни не слышали. После этого они спросили, не хочу ли я написать заявление. Я написал, что весь вечер играл на гитаре у метро. Я знал, что записи камеры наблюдения могут это подтвердить. Но где-то в глубине сознания уже начинали шевелиться параноидальные мысли. А что, если все это подстроено? Что, если полицейские уже успели подделать записи или вообще их уничтожили? Что, если дело дойдет до суда, и тогда против меня будут свидетельствовать честные труженики лондонского метро, и мое слово ничего не будет стоить?

Как ни странно, в этой ситуации больше всего меня волновало, что будет с Бобом. Кто присмотрит за ним, если я окажусь в тюрьме? Приживется ли он у новых хозяев или вернется на улицу? И что случится с ним там? От этих мыслей становилось только хуже, но я ничего не мог с собой поделать…

Понятия не имею, сколько меня продержали в участке. Наверное, несколько часов – я потерял счет времени, а окон в камере не было, так что я даже не знал, день на дворе или ночь. В конце концов ко мне зашла женщина-полицейский в сопровождении угрюмого коллеги.

– Я должна сделать ДНК-тест, – сказала она.

Ее спутник тем временем стоял в углу, сложив руки на груди и не сводя с меня тяжелого взгляда.

– Хорошо, – ответил я, стараясь не обращать на него внимания. Терять мне все равно нечего. – Что я должен делать? – спросил я у женщины.

– Просто сидите, а я возьму мазок с внутренней стороны вашей щеки.

Она достала маленький набор для анализов, в котором лежала куча ватных палочек и пробирок. Внезапно я почувствовал себя, как в кабинете у стоматолога.

– Откройте рот пошире, – попросила она, сунула туда ватную палочку, провела по внутренней поверхности щеки и опустила палочку в пробирку.

– Готово, – сообщила она, упаковывая инструменты.

Прошло еще немного времени, и меня наконец выпустили из камеры. Я забрал свои вещи, а потом был вынужден подписать документ, в котором говорилось, что меня выпускают под расписку и я обязуюсь вернуться через несколько дней.

– Если мне предъявят официальное обвинение, когда я об этом узнаю? – спросил я дежурного офицера, понимая, что вряд ли он знает ответ.

И был изрядно удивлен, когда услышал, что, скорее всего, мне сообщат, когда я вернусь в участок.

– Правда? – недоверчиво нахмурился я.

– Обещать не буду, но очень вероятно, – кивнул он.

Я решил, что в этом есть свои плюсы и минусы. Плюсы: мне не придется ждать несколько месяцев и мучиться от неопределенности; минусы: если меня все-таки обвинят, то в скором времени я окажусь за решеткой.

И меня как-то совсем не радовала эта перспектива.

Оказавшись на свободе, я погрузился в густую темноту переулков за Уоррен-стрит. То тут то там я натыкался на небольшие группы бездомных людей, которые занимались своими ночными делами, прячась от посторонних глаз в узких проходах между домами.

Когда я вышел из участка, было почти одиннадцать вечера; еще час мне потребовался, чтобы добраться до станции метро «Севен Систерс». На улицах было полно пьяных и запоздалых гуляк, которых выпроводили из бара. Переступив порог своей квартиры, я наконец вздохнул с облегчением.