Улика

Остаток дня я помню фрагментарно. Я разговаривала с Лонни Кингманом, криминалистом, с которым я как-то работала вместе. Ему едва за сорок, он похож на боксера: по крайней мере, его лицо, с нависшими бровями и сломанным носом. У него спутанные волосы, и его костюмы всегда слишком тесно обтягивают лопатки. Ростом он пять футов четыре дюйма и весит фунтов двести. Он поднимает тяжести в том же спортивном зале, что и я, и я видела, как он выполняет приседания со штангой на каждом конце которой, как ведра с коромысла, свисали диски по триста фунтов с каждой стороны. Он с отличием закончил юридический факультет в Стэнфорде, и он носит шелковые рубашки со своими инициалами, вышитыми на манжетах.

Юристы — это люди, которые безобиднейшим голосом сообщают вам вещи, от которых вам хочется вопить от ужаса и рвать на себе одежду. Они, точь-в-точь как доктора, видимо, считают себя обязанными познакомить вас в полной мере с теми ужасами, с которыми вам, может быть, придется столкнуться на том пути, которым движется ваша жизнь. Когда я рассказала ему, что происходит, он предложил мне два дополнения к обвинению в мошенничестве со страховкой: меня обвинят в сообщничестве с Лансом Вудом и будут судить как пособника при поджоге. Причем это дополнение он выдал мне, не вникая особенно в подробности дела.

Я почувствовала, что бледнею.

— Я не хочу выслушивать от тебя эти глупости,— сказала я.

Он пожал плечами.

— Это то, что пришло бы мне в голову, работай я у прокурора федерального округа,— произнес он небрежно.— Пожалуй, я могу добавить еще несколько пунктов, если ты посвятишь меня во все детали.

— Детали, черт тебя побери. Я никогда в жизни не встречалась раньше с Лансом Вудом.

— Разумеется, но можешь ли ты это доказать?

— Конечно, нет! Каким, интересно, образом?

Лонни вздохнул, видимо он уже представил меня в бесформенной арестантской одежде.

— К чертовой матери, Лонни, как происходит, что закон всегда на стороне твоего противника? Клянусь Богом, везде, куда ни бросишь взгляд, выигрывает тот, кто по-настоящему виновен. Что же мне теперь делать?

Он улыбнулся.

— Не так уж все и плохо на самом деле,— сказал он.— Мой тебе совет, держись подальше от Ланса Вуда.

— Каким образом? Я не могу сидеть сложа руки и ждать, что случится дальше. Я хочу узнать, кто все это подстроил.

— Я не говорил, что тебе не следует попытаться разобраться в этом. Ты же сыщик. Вот и расследуй это дельце. Но на твоем месте я бы был поосторожнее. Мошенничество со страховкой — это неприятная штука. Ты же не хочешь, чтобы тебя посадили за решетку с каким-нибудь еще более серьезным обвинением.

Я побоялась спросить у него, что он имеет в виду.

Я отправилась домой и разгрузила целый ящик с папками. Несколько минут у меня заняло расшифровать то, что было записано автоответчиком. Я позвонила Джону Роббу из розыска полицейского департамента Санта-Терезы. Находясь в расстроенных чувствах, я обычно редко звоню мужчинам. Я была воспитана в убеждении, что в наши дни женщина сама должна о себе позаботиться, чем я и занялась бы с удовольствием, если бы только знала, с чего начать.

Мы с Джоном познакомились полгода назад, когда я занималась одним делом. Наши дороги пересеклись не однажды, и последнее время это случалось у меня з постели. Ему тридцать девять, он грубоват, моралист, очень смешной, его легко сбить с толку! Короче, измученный жизнью мужчина с голубыми глазами, черноволосый. У него есть жена, которую зовут Камилла и которая обожает выгуливать чинным шагом их двух маленьких девочек, чьи имена я опускаю. Я пыталась игнорировать флюиды, возникшие между нами, так долго, как это было возможно, считая себя слишком умной, чтобы быть втянутой в интрижку с женатым человеком. Затем одним дождливым вечером я наткнулась на него по дороге домой после удручающей беседы с одним довольно враждебно настроенным субъектом. Мы с Джоном направились в бар, недалеко от пляжа, и выпили там. Затем мы танцевали под песенки старика Джонни Матиса, болтали, снова танцевали и заказывали спиртное. Где-то в районе «Двенадцатого из тех, что никогда не придут» от моей суровости не осталось и следа и я пригласила его к себе домой. Мне всегда было трудно сопротивляться словам этой проникновенной песенки.