Улисс

МАК МАЛИГАН: (Прячет свой наколпачный бубенец.) Какое глумленье! Кинч укокошил её паучью сучью плоть. Сыграла в ящик. (Слёзы топлёного масла скатываются из его глаз на корж.) Наша великая нежная мать. Epi oinopa ponton.

МАТЬ: (Подходит ближе, мягко дыша на него веяньем увлажнённого пепла.) Все должны пройти через это, Стефен. В мире больше женщин, чем мужчин. Ты тоже. Время придёт.

СТЕФЕН: (Задыхаясь от испуга, жалости и ужаса.) Они говорят, что это я убил тебя. Он оскорблял твою память. Не я – рак сделал это. Судьба.

МАТЬ: (Зелёный подтёк желчи скатывается из уголка её рта.) Ты пел мне ту песню ГОРЬКАЯ ТАЙНА ЛЮБВИ.

СТЕФЕН: Открой мне то слово, мама, если уже знаешь. Слово, известное всем людям.

МАТЬ: Кто спас тебя в тот вечер, когда ты вскакивал в поезд на далкинском вокзале с Педди Ли? Кто жалел тебя, когда ты тосковал среди чужих? Молитва всего сильнее. Молитва о страждущих душах из откровений Урсулины, и сорокадневное покаяние. Покайся, Стефен.

СТЕФЕН: Гиена! Упырь!

МАТЬ: Я молюсь за тебя в моём загробном мире. Скажи Дилли, чтоб варила тебе рис каждый вечер, после твоей мозговой работы. Многие годы я любила тебя, О мой сын, мой первенец, ещё когда ты лежал в моём лоне.

ЗОЯ: (Обмахиваясь веером для раздувания камина.) Я плавлюсь.

ФЛОРИ: (Указывает на Стефена.) Гляньте. Он весь белый.

ЦВЕЙТ: (Проходит к окну распахнуть пошире.) Дурно.

МАТЬ: (Мерцая тлеющими глазами.) Покайся! О, огонь ада!

СТЕФЕН: (Тяжело дыша.) Трупоед! Ободраный череп и кости в крови!

МАТЬ: (Её лицо придвигается всё ближе и ближе, посылая пепельное дыхание. Она подымает свою почернелую иссохшую десницу, медленно, к груди Стефена.) Берегись! Десница Божья! (Зелёный рак, злорадно краснея глазами, глубоко вонзает свои квёлые клешни в сердце Стефена.)

СТЕФЕН: (Вспыхнув гневом.) Дерьмо! (Его лицо становится осунувшимся, блеклым и старым.)

ЦВЕЙТ: (От окна.) Что?

СТЕФЕН: Ah non, par exemple! Интеллектуальные фантазмы! По мне либо всё, либо вовсе нет. Non serviam.

ФЛОРИ: Дайте ему холодной воды. Погоди. (Она выбегает.)

МАТЬ: (Медленно заламывая руки, стонет в отчаяньи.) О, святое сердце Исуса, смилуйся над ним! Спаси его от ада, О божественное Святое Сердце!

СТЕФЕН: Нет! Нет! Нет! Вам только бы сломить мой дух. Вот я вас!

МАТЬ: (Кликушествуя в своей смертрескотне.) Господи, помилуй Стефена, ради меня! Невыразимой была моя мука, когда я отходила, преисполненная любви, печали и боли на Монт-Кавелри.

СТЕФЕН: ТАК НЕТ ЖЕ!

(Он вскидывает свой ясенёк высоко обеими руками и разбивает бра. Времени синеватый, последний, вспых подпрыгивает и в нагрянувшей тьме рушится всё пространство, брязг стёкол и гул валящихся стен.)

ГАЗОВЫЙ СВЕТИЛЬНИК: Пвфангт!

ЦВЕЙТ: Стой!

ЛИНЧ: (Бросается вперёд и хватает руку Стефена.) Ну-ка! Держись! Не сходи с ума!

БЕЛЛА: Полиция!

(Стефен, обронив свой ясенёк, голова и руки отброшены назад, с топотом выбегает из комнаты мимо шлюх на входе.)

БЕЛЛА: (Визжит.) Держи его!

(Две шлюхи бросаются к дверям прихожей. Линч, Китти и Зоя вытабуниваются из комнаты. Они возбужденно галдят. Цвейт тянется следом, возвращается.)

ШЛЮХИ: (Застряв в дверях.) Там внизу.

ЗОЯ: (Указывая.) Там. Там что-то стряслось.

БЕЛЛА: А за лампу кто платить будет? (Она вцепляется в полу пиджака Цвейта.) Эй, вы были с ним. Лампа вдребезги.

ЦВЕЙТ: (Порывается к прихожей, мечется обратно.) Какая ещё лампа, женщина?

ШЛЮХА: На нём пиджак подрался.

БЕЛЛА: (С налившимися гневом и жадностью глазами, показывает.) А за эту самую – кто заплатит? Десять шиллингов. Вы – свидетель.