Улиткин Дол

– Только не забывайте, что впереди много работы над этим вопросом, – продолжая ликовать, говорил Сол, но его слова потонули в общем непроизвольном веселье, центром которого опять стал Сиро, который впал в бешенство и совершал ритуальный танец диких оленьков. Ребята и учитель присоединились к нему. Женя тоже осторожно кружилась, разведя руки в стороны.

В саду все повалились на траву и повалили оленька.

– Короче, открыли дверцу…

– И что будет дальше происходить?

– Что? Мир начнёт постепенно меняться! Обязан!

– Ну да, наши мечты начнут материализоваться… Не придави оленюшку…

– А сколько лет Матрице, братцы?

– Говорят, около пяти тысяч… Старушенция!

– Интересно, как старушка выглядит? В смысле схема энергетическая?

– Как будто на голову каждому надета клетка с прутьями, силовыми линиями.

– Типа шапка-невидимка?

– Типа телек на башке? Кастрюля?

Сол, распластавшись на траве, глубоко вздохнул, глядя в небесную синь.

– Многие сначала просто почувствуют, что что-то не так, что-то изменилось, но информацию они пока не будут искать, а многие так и окончат жизнь, в пределах вещества Матрицы.

– А новорождающиеся дети все будут носителями Нового Сознания, – сказала Женя, уютно устроившись в плетёном кресле, – мне гномы рассказывали, все уши прожужжали. Растворят они эту Матрицу постепенно.

И она подставила лицо Солнцу Пятого мира. Но Петя, снизив голос, сказал:

– А почему в последнее время такой натиск на детишек вообще? Я читал. Крепчает ад в детских домах, торговля детьми во всю, смерти в семьях от побоев и голода, в школах – вкручивание матричных гаек массовым способом. То есть… Матрица обороняется?

– Совершенно верно, – Сол закрыл глаза, и веки скрыли взор сострадания. – Вот вам и два мира: один – это кластер лжи, лаборатория всего отжившего, мир иллюзии, и другой – пробивающаяся, словно зелёная трава из-под снега, реальность.

– Ничего, против эволюции не попрёшь, да, Сиро? – поглаживая оленька, сказал Антон.

– Долго невозможно сидеть на заборе, – подвёл итог Сол, – придётся выбирать ту или другую сторону.

– Но потом будет объединение? – каждый воспринял вопрос Расы как утверждение.

В этот момент разговора неслышными шажками к лежащей компании подошёл кот Жиль. Не смущаясь, он прошёл по животам ребят к Сиро, лизнул его ухо и лёг Солу на грудь.

– Кажется, нам пора в прошлое, к Отил, – сказала Эльвира, приподнявшись на локте.

– А перекусить? – спросил всех Антон.

– Мимо Берканы идите – она торт с грушами приготовила, забыл сказать, – сонно отвечал Учитель.

– Все к мосту номер сколько?.. За котом! Жень, тебе торт можно? Эх, давненько я кабана не обнимал… Брюншель не любит панибратства, тяпнет! Спорим?..

Голоса умчались. Сол открыл зеленоватые глаза. Над ним стоял Яша.

– Ну да, возможно полное исцеление, хромой писатель, – прочитал вопрос Учитель.– Получил наработанное, потом осознал, потом это растворяется.

– Главное, – служить эволюции? – спросил Яша, глядя на огромную Красную Герань, которая цвела над крышей Дома.

В эту минуту Сол был похож на Людвига Ивановича.

– Я вижу в тебе надежду, а эта штука – инструмент материализации.

– До встречи в «ЧБ коте»! – Яша припустил за остальными.

Глава 31. Остров Леды Бара

В Москве Серый рисовал день и ночь. Он выгородил для Расы место у окна и устроил для неё там садик из растений в горшках. Она копалась в земле, обрезала сухие листья и могла проводить тут целый день. Кроме, конечно, трапез, которые они готовили вместе, – это занятие тоже очень увлекало Расу.

Она также продолжала свои записи, и Серый собирал эти драгоценные листочки в папку, а потом переносил по строчке на свои картины, готовил выставку.

Маха всё ещё пребывала в Европе с родителями, а Яков пытался плавать в речке под присмотром Барсука, конечно. Успехи были относительными, и это удручало Яшу: нога не желала плавать дальше трёх метров. Однажды в июле они вдвоём лежали на скромном речном песчаном пляжике.

– Да, на море надо, – сказал Барсук-отец. – Едем? Тебе полезно.

Яша резво опёрся на локоть:

– В Грецию? К Савке?

Мама Марина пребывала с младшим сыном в Коринфском заливе в Греции, в своём обычном состоянии обиды. На этот раз она обиделась на отказ Якова ехать с ней. А на Савку обиделась, потому что он потащил её на развалины древнего Коринфа. Савка носился по развалинам улиц этого древнего города, подбегая то к древней бане, то к бассейну, высохшему пару тысяч лет назад, то к храму, а Марине пришлось изнывать в тени стены одного из домов.

На самом деле, Яша не отказывался: у Марины была особенная способность передёргивать понятия другого человека, превращая почти любой разговор в ссору. Она позвонила Яше из Женевы сразу обиженным тоном, потом внезапно прекратила разговор, услышав яшины вопросы. Он просто хотел прояснить обстоятельства поездки.

– В Греции, – загадочно сказал Барсук, – тебя ждёт большой сюрприз.

– Какой?

– Я тоже еду…

– Здорово! Ты там – это сюрприз!

– Не перебивай. Да, мы там встретимся и кое-куда сходим… съездим, вот это будет сюрприз, – хитрил Барсук-отец.

– А Савку… можно будет взять с собой?