Улица

Посреди ночи я проснулся оттого, что в гостиной с грохотом упал стул: кто-то рухнул на пол, затем зарыдал. Это был Мервин. Несчастный, растерянный — ноги его не держали. Он сидел на полу с бокалом в руке. Увидев меня, он поднял бокал.

— Зелье — худший враг словотворца, — ухмыляясь, сказал он.

— А когда ты женишься?

Мервин засмеялся. Засмеялся и я.

— И вовсе я не женюсь.

— Что?

— Ша.

— Я думал, ты по Молли сохнешь.

— Было да сплыло. — Мервин встал, шатаясь, добрел до окна. — А с тобой так случалось, — ска зал он, — смотришь на звезды и понимаешь, как ты мал и ничтожен?

— Нет, до сих пор нет.

— На самом деле ничто не имеет значения. В масштабах вечности наши жизни не долговечней дымка от сигареты. Ага, — сказал он. — Ага. — Вынул ручку — в нее был вделан фонарик — и написал что-то в блокноте. — У писателя, — сказал он, — все идет в дело. Никакой опыт не может его унизить.

— А как насчет Молли?

— Молли — одноклеточное. Я тебе после первой же с ней встречи так и сказал. Ей нужен не я, а побрякушки, которые я могу ей обеспечить. Моя слава… Если ты и впрямь вознамерился стать словотворцем, тебе следует помнить одно. Пока ты пробиваешься — мир насмехается над тобой. Но стоит тебе пробиться — и первые красавицы ползком приползут к тебе.

Он снова заплакал.

— Хочешь, я с тобой посижу? — сказал я.

— Нет. Иди ложись. Мне нужно побыть одному.

Наутро за завтраком мама с папой не разговаривали. Глаза у мамы покраснели и опухли, а папа был сердитый: плюнь — зашипит. Мервину пришла телеграмма.

— Из Нью-Йорка, — сказал он. — Требуют, чтобы я незамедлительно приехал. Голливуд хочет купить мою книгу, а без меня издатели не могут ничего предпринять.

— Не может быть!

Мервин сунул папе в руки телеграмму.

— Вот, — сказал он. — Читайте.

— Не кипятись. Что я такого сказал… — Телеграмму папа тем не менее прочитал. — Ишь ты, — сказал он, — Голливуд.

Мы помогли Мервину собраться.

— А Молли не надо вызвать? — спросил папа.

— Не стоит. Я уезжаю всего на два-три дня. Хочу сделать ей сюрприз.

Мы подошли к окну — помахать ему вслед. Перед тем как сесть в такси, Мервин поглядел на нас — глядел долго, но в ответ нам не помахал, и, конечно же, больше мы его не увидели. А через несколько дней пришел счет — счет за телеграмму. Она была отправлена из нашего дома.

— Меня это ничуть не удивляет, — сказала мама.

Мама считала, что, если бы не Розены, Мервин никогда бы от нас не сбежал. Розены же возлагали вину за, как они выражались, «бесчестье» своей дочери на нас. Папа снова убрал трубки подальше, у Танского над ним поиздевались всласть — не упускать же такой случай. А через месяц из Торонто пошли переводы по пять долларов. И приходили время от времени до тех пор, пока Мервин не выплатил все, что задолжал. Но на папины письма он так ни разу и не ответил.

10

Блумберг — он учил нас в четвертом классе — был воинствующим сионистом.

— Как мы добывали оружие в Эрец? Как, как, у англичан покупали — вот как. Делали вид, что кого-то хороним, набивали гроб винтовками и зарывали, ну а как возникнет в них надобность, выкапывали.

Мы, слушая его байки о хитроумии евреев, зевали или поднимали два пальца вверх, показывая, что не верим ему, однако это вовсе не означало, что его рассказ нас не впечатлил. Просто Блумберг, беженец из Польши, загружал нас домашними заданиями, вот мы и забавлялись — осаживали его. Блумберг пичкал нас устрашающими рассказами о зверствах антисемитов. Жизнь будет нелегкой. Гои станут чинить нам всяческие обиды. Меня ему не удавалось застращать: евреем наподобие Блумберга я не буду, вот уж нет — с таким нелепым выговором, с вечным ловкачеством, с явно негигиеничной привычкой слюнить палец, перед тем как перевернуть страницу «Aufbau». Я — настоящий канадец и вполне понимаю, почему Блумберг вызывает у канадцев неприязнь и даже насмешки. Как и у меня. Блумберг какое-то время прожил в Палестине и к английской армии относился с презрением. В отличие от меня. Как я мог ее презирать? Фильм «В котором мы служим» [127]уже несколько недель шел в «Орфеуме». Мои двоюродные братья и дядья служили в канадской армии — готовились вторгнуться в Европу из Суссекса.

Война. «Славьте Господа, — выпевал отец, требуя подложить ему еще печеных бобов, — и передавайте снаряды» [128]. Мой двоюродный брат Джерри носил значок Красного Креста — он сдавал кровь. Я собирал лом.