Улица Америки (СИ)

В Нью-Йорке меня встретила Марси, и мы сразу поехали в больницу. Как назло, угодили в несколько пробок и «поймали» все светофоры. Шел дождь, тяжелые капли стучали по стеклам, и их звук дико раздражал, как и радио, по которому шла какая-то дурацкая юмористическая передача, одна из тех, с придурочным и неестественным смехом за кадром. Минут через пятнадцать я не выдержала и злобно ткнула пальцем в кнопку, сломав при этом ноготь. Мачеха посмотрела на меня с пониманием и ничего не сказала.

Больницы я ненавидела всегда, а после смерти мамы особенно. С тех пор от одного только их запаха – смеси лекарств и моющих средств, на меня накатывала тошнота. Белые стены, белый свет флуоресцентных ламп: по задумке светлые оттенки должны успокаивать, но я видела в них тревогу и напряжение.

Мы поднялись на одиннадцатый этаж, в отделение интенсивной терапии. Над дверями зловеще горела красная лампочка.

— У вас десять минут, не больше, — предупредил доктор. — Состояние пациента тяжелое.

Я стиснула зубы и глубоко вдохнула. Пальцы рефлекторно сжались в кулаки. Надо было собраться с силами, и я приказала себе сделать это. В памяти снова ожило воспоминание, когда мы с отцом приехали в эту же самую больницу (будь она неладна), чтобы забрать мамино тело. Я мысленно отругала себя. Брайан жив и надо надеяться на лучшее.

Выглядел он ужасно. С правой стороны лица чернел огромный синяк, так что глаз почти не был виден; левую расчертили глубокие неровные порезы, судя по всему от осколков лобового стекла; голову охватывал бинт, а из горла и носа, как жуткий апофеоз, торчали какие-то трубки. Слева от кровати горел монитор, показывающий неровную линию пульса и цифры: сердечный ритм и давление.

— Политравма, — сказал врач. — Ему повезло, что он остался жив.

В саму палату меня не пустили, и я смотрела на Брайана сквозь начищенное до блеска стекло.

— И какие прогнозы? — я приложила к стеклу ладонь, не в силах оторвать взгляд от страшной картины.

— Жить будет. Ходить, возможно, тоже, но потребуется длительная реабилитация. К счастью, страховка ее покроет.

— А… сознание? Рассудок, я имею виду?.. — в горле у меня пересохло.

Когда я заканчивала школу, моя одноклассница попала в аварию, катаясь на мотоцикле с капитаном из бейсбольной команды. Парень погиб, а ее саму врачи буквально вытащили с того света. Вот только утешения от этого было немного: когда она, наконец, пришла в себя (если это можно так назвать), выяснилось, что из-за длительного отека, мозг почти полностью утратил свои функции. Она могла видеть, слышать и дышать, но не могла говорить и даже осознавать происходящее вокруг – только лежала на кровати и издавала какие-то хрипяще-воющие звуки. Жуткое зрелище.

— Мозг не пострадал к счастью. — Узел в груди немного ослаб, но в следующую секунду врач продолжил. — Меня беспокоит его позвоночник.

— Перелом? — Я сглотнула. Пить хотелось неимоверно.

— Трещина. Глубокая. Подобные травмы иногда приводят к частичной или полной парализации.

Я вспомнила друга Алекса. Того самого, который вылетел через лобовое стекло.

— И когда это будет ясно?

— Как только мы сможем отключить его от аппарата искусственной вентиляции.

Брайан находился в искусственной коме, ему кололи сильные обезболивающие, которые вызывали постоянный сон. Делалось это для того, чтобы организм не тратил ресурсы на подавление боли и бросил их на восстановление. Кроме того, в течение следующей недели ему сделали две операции. Все эти дни я фактически жила в больнице, спала на кушетке возле его постели – мне хотелось, чтобы открыв глаза, он увидел меня рядом. И на восьмой день это случилось.

Было около пяти утра, и я по привычке скрючилась на узкой кушетке, а медсестра заботливо укрыла меня тонким одеялом. Сквозь чуткую дрему я услышала слабую возню и разлепила глаза. После нескольких часов лежания в неудобной позе мышцы затекли, но стоило мне поймать рассеянный после наркоза взгляд Брайана, боль как рукой сняло. В долю секунды я оказалась возле его постели.

— Тэсса?.. — он слабо пошевелил растрескавшимися губами. — Это ты?..

— Ну, а кто же еще, глупый? — Я была готова поклясться, что не хотела плакать, но слезы полились как-то сами собой. — Ты здорово меня напугал.

Взгляд у него был расфокусированный, но осмысленный. На протяжении этих семи дней я жутко боялась, что медикаментозная кома может сказаться на мозговой деятельности – вычитала в интернете, хоть лечащий врач и не советовал мне этого делать.

— Больше не буду, — Брайан слабо улыбнулся.

Начался тяжелый и одновременно вселяющий надежду период. Врачи сделали ему еще одну операцию и через две недели Брайан смог встать на ноги. Ходить еще не получалось, да ему и не разрешали – разве что несколько шагов под руку с кем-то, но даже это можно было считать победой. Предстояла длительная и болезненная реабилитация.

По настоянию Брайана и родителей я вернулась домой, но каждый день приезжала в больницу и помогала, чем могла. Брайан фыркал, отнекивался, но было видно, что ему приятна моя забота.