Улица Ангела

Она отлично знала, что ей думать обо всех в конторе. К мистеру Дэрсингему она не питала ни симпатии, ни антипатии, она просто терпела его, относилась к нему со спокойным презрением. Он был «слюнтяй», слабый человек, знакомый тип, в нем не замечалось никаких «странностей». Смит в ее глазах был трогательный старик, ведущий серенькое существование где-то на убогой окраине. Он находил наслаждение в том, что она считала черным подневольным трудом, и это иногда раздражало мисс Мэтфилд, иногда же пробуждало в ней что-то вроде жалости к Смиту. В те минуты, когда она не презирала мистера Смита, она чувствовала к нему расположение. Тарджис вызывал в ней неумолимое презрение, а иногда и негодование. Ее возмущали обтрепанность и неряшливость его костюма, прыщавое лицо и всегда открытый рот, весь его беспомощный и жалкий вид — возмущали потому, что все это было у нее постоянно перед глазами и уязвляло ее гордость, оскорбительно напоминая об убожестве ее собственного существования и того, что ее окружало. Иногда, например, после проведенных за городом свободных дней, когда мысль о неизбежном возвращении на улицу Ангела вызывала у нее, по ее собственному выражению, чуть не тошноту, — она прежде всего вспоминала Тарджиса. Бывали и моменты жалости к нему, но очень редко. К Стэнли и к этой забавной простушке Селлерс она относилась терпимо и даже благосклонно, когда они вели себя прилично. Для нее они были чем-то вроде пары забавных щенков-спаниелей, существами низшими и обиженными судьбой. Словом, все эти люди были ею надежно расставлены по местам. Все, только не мистер Голспи, загадочный, веселый, властный и грубый, всегда, во всех случаях бравший над нею верх (как это у него выходило, для мисс Мэтфилд до сих пор оставалось непостижимым), возмущавший одну половину ее души (разумную) тем, что приводил другую половину в трепет, глупый девический трепет. Ух, как она ненавидела его первое время! Конечно, она и сейчас еще его не выносит, во всяком случае, ничуть не уважает, потому что он самый обыкновенный старый неотесанный грубиян. У него нелепые усы. От него несет виски и сигарами, кабацким запахом. Он смешной и препротивный.

Пока автобус грохотал подлинному и ровному откосу Финчли-роуд, мисс Мэтфилд успела несколько раз повторить себе, что Голспи смешон и противен ей, находя в этом какое-то утешение. Впрочем, это был вывод не окончательный, он казался ей окончательным всего каких-то несколько минут. Ибо мистер Голспи, даже в ее мыслях, не желал оставаться на отведенном ему месте и носить наклеенный ярлык. Он ускользал, он потешался над нею. Все это было слишком нелепо, и когда мисс Мэтфилд встала, чтобы сойти на остановке, она решила раз навсегда выбросить из головы мистера Голспи. Выйдя из автобуса, она встретила девушку из их клуба, они обменялись улыбкой и вместе пошли дальше, вверх по Финчли-роуд. Мистер Голспи был забыт.

— Вы от самого Сити ездите в этом автобусе, Мэтфилд? — лениво осведомилась спутница мисс Мэтфилд. Это была весьма томная и довольно жеманная особа по фамилии Морисон.

— Да, всю дорогу.

— Какая скучища!

— Да, ужас! А вы где садитесь, Морисон? Ведь вы служите не в Сити?

— Нет, в Бейсуотере. — Мисс Морисон вздохнула. — Я сажусь в этот автобус у Орчерд-стрит, а сначала проезжаю в другом по всей Бейсуотер-роуд или иду пешком. Терпеть не могу ходить пешком, особенно в такие дьявольски темные вечера. Ужасно длинный путь!

— Что же тогда мне говорить? — заметила мисс Мэтфилд сурово. Когда при ней кто-нибудь ворчал и жаловался (а воркотни и жалоб вокруг было всегда хоть отбавляй), она немедленно отстаивала и свое право быть недовольной. — Иногда тратишь на дорогу целые часы.

— Знаю. Я когда-то поступила на службу в Сити, но выдержала только одну неделю. — Мисс Морисон застонала при одном воспоминании об этом. — Ох, меня это чуть не уморило! Ей-богу, Мэтфилд, если бы мне пришлось каждый день ездить в Сити и обратно, я бы погибла, от меня бы ничего не осталось. Не пойму, как вы это выдерживаете. Но вы такая крепкая, энергичная…

Мисс Мэтфилд немедленно опровергла столь тяжкое обвинение и мысленно обругала мисс Морисон.

— Я совсем из сил выбилась, — продолжала она. — Но лучше уж служить в Сити, чем быть у кого-нибудь личным секретарем. У вас, кажется, как раз такая работа?

— Да. — Новый вздох. — И довольно отвратительная. Женщина, у которой я служу, относится ко мне хорошо, но она идиотка. Честное слово, Мэтфилд, самая настоящая идиотка. Никакой мужчина в конторе не может вести себя так глупо. Это просто какая-то слабоумная.

— Ну вот и наш прекрасный дом, — промолвила мисс Мэтфилд, когда они подошли к клубу.

— Да. Какой он безобразный, правда?

— Мерзость! — машинально отозвалась мисс Мэтфилд, и они вошли в подъезд. — Писем мне, наверное, нет? Ну конечно, нет. Я так и знала.

— А для меня есть счет! — вздохнула мисс Морисон. — Вам тоже постоянно присылают счета? Я, кажется, только их и получаю. Миллионы этих подлых счетов!

— Да, неприятно. Ну, до свиданья.

— До свиданья.

2