Улица Ангела

— Какая ерунда вышла, — заметил Нормен, когда они уселись. — Но в сущности, я не виноват. Им бы следовало точнее обозначать места. Никогда не слыхивал, чтобы наверху места назывались «креслами».

— Вы бы могли заранее справиться. Я ведь вам говорила, что нам крикнул контролер.

— Это верно. Ну, извините меня. А кто этот странный тип, с которым вы разговаривали внизу?

— Новый компаньон той фирмы, где я служу. Я переписываю его письма.

— Это он дал вам коробку?

— Да, он. Просто сунул мне в руки.

— Странно, — сказал Нормен с некоторым неудовольствием. — Что это он вздумал?..

— Не знаю, вы бы спросили у него. — Она смотрела на троих молодых людей, которые теперь карабкались на пирамиду из столов и стульев.

— Признаюсь, он мне не особенно понравился.

— Это очень грустно, Нормен, — отозвалась мисс Мэтфилд. — Отчего бы вам не прийти завтра утром в контору и не сказать ему об этом? Что прикажете мне делать? Искать другого места?

— Неужели вам нравится этот субъект?

— Не знаю, нравится он мне или нет, — сказала она, и сказала вполне искренне, только голос выдавал ее раздражение. — Но это не имеет никакого значения. Конечно, — добавила она несколько мягче, — наружность у него немного странная. Но он занятный. Съешьте одну из его конфет, раз уж он их мне навязал, и не ворчите.

Вопрос был исчерпан, и, разговаривая в промежутках между номерами, они больше не вспоминали о мистере Голспи. Программа была не хуже и не лучше других, виденных Лилиан. Ее позабавил напудренный клоун с пискливым голосом, чуть не упавший в оркестр, и двое мужчин, которые вели жаркий спор ни о чем; понравились испанские танцовщицы и очень смешной школьный учитель. Зато не понравились американские танцы и две девушки, которые пели и играли на рояле, и разные акробаты и велосипедисты. Нормен быстро оправился после истории с билетами и решил веселиться вовсю. Он старался находить только хорошее во всем, что видел на сцене, и снисходительно относился к тому, что ему не нравилось. Теперь он казался мисс Мэтфилд проще и естественнее, чем во время злосчастного обеда. Старый Уорвик был наконец окончательно изгнан из его мыслей, и унылая тень Честерверна не омрачала их беседы.

Когда они вышли из «Колладиума» в удивительно бодрящий холод ночи и Нормен не только предложил, но и в самом деле нашел такси, мисс Мэтфилд почувствовала к нему расположение. И скажи он сейчас: «Знаете, Лилиан, я действительно слабоват и бываю ослом, а вы — прелесть и гораздо выше меня, но я так давно вас люблю, честное слово, люблю сейчас еще больше, чем раньше, — так не выйдете ли вы за меня замуж? Жизнь моя ничем не замечательна, и вам в первое время в Честерверне может показаться скучно, но мы будем развлекаться, и жизнь постепенно наладится», — да, скажи он что-нибудь в этом роде и соответствующим тоном, грустно, с немым обожанием во взгляде — кто знает, может быть, она и ответила бы согласием.

Но он ничего подобного не сказал и явно вовсе не был склонен к немому обожанию. Всю дорогу он предавался чувствительным воспоминаниям о том, как они веселились когда-то в теннисном клубе и какими были добрыми товарищами, и робко ухаживал за ней, подобно какому-нибудь несмелому донжуану, провожающему даму с бала.

К несчастью, мисс Мэтфилд не отличалась сентиментальностью, во всяком случае — сентиментальностью банальной. Она искренне презирала робких мужчин, которые не могут оставить в покое предмет своей любви, но не находят в себе довольно пылкости и мужества для решительных действий, боясь получить резкий отпор. Время от времени Нормен обнимал ее за талию, а она требовала, чтобы он убрал руку, потому что ей неудобно. Тогда он говорил: «Ах, Лилиан, вы не очень ласковы со мной!» — смешным мычащим голосом, словно деревенский парень, который пытается подражать опытному волоките. Все это ужасно ее раздражало. К тому времени, когда такси наконец одолело последние полмили холмистой дороги, ей так надоели нежности Нормена, что она начала расспрашивать о его жизни в Честерверне, войдя в роль спокойно-внимательной женщины-друга с трезвым деловым умом. Нормен надулся и отвечал вяло, неохотно.

— Что, отсюда я могу доехать в автобусе? — спросил он, когда они стояли уже у подъезда Бэрпенфилдского клуба, отпустив такси.

— Конечно. Садитесь вон там внизу, у Финчли-роуд. Они ходят до половины первого и в ночные часы гораздо быстрее, чем днем. Вы завтра уезжаете?

— Да, в десять двадцать. Ну, мне, пожалуй, пора идти. Холодновато стоять так на улице, правда?

— До свиданья, Нормен, — сказала она, стараясь говорить весело и дружески, чтобы не показаться ему неблагодарной, — очень приятно было увидеться с вами. Большое спасибо за обед и за все. Мне ужасно понравился этот клоун со стульями. А вам? Ну, покойной ночи.

Он пожал ей руку.

— Очень рад, что угодил вам. Прощайте.