– В случае проверки или еще чего такого, – закончил Павлюк уже без угрожающих ноток в голосе, почти дружелюбно, – особо не беспокойтесь. У меня есть документы. Они не хуже настоящих, а может, даже и лучше. Мы с вами случайно разговорились на бульваре, я попросил вас сдать мне на время комнату… А теперь – спокойной ночи, я устал.
– Спокойной ночи.
Павлюк тщательно запер обе двери, подергал защелки на окнах. Вынул из кармана пистолет, опустил предохранитель, положил оружие под подушку, разделся и моментально заснул.
Зато супруги Торкуны не могло сомкнуть глаз до утра. Гость нагонял на них ужас. Когда его громкий храп доносился из соседней комнаты, они вздрагивали и пугливо озирались на стену.
Анеля не переставала ругать мужа.
– Вечно твои выходки, – шипела она, потирая нарумяненные щеки. – Жили бы себе спокойно. Говорила же приятное: не ходи на улицу Льва. В случае чего сказал бы им, что болел, не мог встать с кровати. А теперь? Что теперь будет?
Торкун молчал. Он тоже не знал, что теперь будет.
VII. В Привокзальном переулке
Поиски "самоубийцы" Блэквуда не дали результатов. Ни в городе, ни на вокзале, ни на пристани, ни на заставах дорог, ведущих из Энск, не нашли человека, который хотя бы приблизительно напоминала Блэквуда. Он действительно как будто в воду канул. И постепенно оперативных работников, круглые сутки дежурили на своих постах, ожидая врага, приходилось снимать с этих постов и посылать на другие задачи – нельзя было заниматься только этим делом…
Однако поиски от этого не стали менее напряженными, только проводили их другими методами. Особенно энергично действовал Воробьев. Первым разоблачив "самоубийство", он считал своим долгом разыскать пропавшую человека.
Воробьев обдумывал возможные варианты побега Блэквуда, пытался обнаружить хоть какую ниточку знакомств, связей его в Энск, регулярно просматривал сводки различных происшествий, надеясь там найти нечто такое, что привело бы к цели. Но ничего подходящего для себя не находил.
И вот однажды в одном своде Воробьев прочитал, что исчез гражданин Сытник Семен Гаврилович, проживающий в Привокзальном переулке, дом 5, квартира 10. Событие было необычно, и Воробьев не оставил ее без внимания.
В минувшую субботу Сытник поехал за город, где у него был собственный домик с клочком земли, и не вернулся. Соседи по квартире заявили об этом в милицию.
В квартире номер десять Воробьева встретили неприветливо. На звонок дверь открыла женщина средних лет, в фартуке поверх слиняло ситцевый халата.
– До Сытника? – Повторила она слова Воробьева, осматривая гостя с ног до головы. – А вы что, знаком его или родственник?
– Нет, я по делу.
– В каком деле? – Не унималась женщина.
Воробьев объяснил, кто он и откуда. Женщина отошла от двери, жестом пригласила в коридор.
– Давно пора, – сказала она уже мягче голосом. – А то пропал человек, и будто это никого не касается.
– А может, поехал куда? – Спросил Воробьев, переступив порог.
Квартира была густо населена – в коридор выходило шесть или семь дверей. Где-то в дальней комнате шумели дети, рядом заливался патефон: "Парня встретил дружная боевая семья-а-а …", в конце коридора через открытую дверь видно кухонную плиту.
– Когда поехал, сказал бы, – уверенно возразила женщина. – Непременно: так, мол, и так, Марья Васильевна, еду… Бывало когда думает, что задержится, – он частенько на своем огороде допоздна возился, любил это дело – всегда предупреждал: сегодня поздно вернусь… Вот его комната, – перебила она сама себя, показывая на ничем не примечательные двери, покрашенные коричневой краской.
Воробьев слегка дернул за ручку двери. Заперта.
– Ключ в кухонном шкафу, – сказала Мария Васильевна. – У нас все по-простому, друг от друга не криемось.
Воробьев вызвал дворника, выполнил все необходимые для такого случая формальности, потом взял ключ, открыл дверь и вошел в комнату.
Разглядел. Комната как комната – скромно и опрятно убранные жилище холостяка. На столе клеенка вместо скатерти, три стула, табуретка, железная койка, застеленная байковым одеялом. На стене несколько фотографий и вырезанная из "Огонька" репродукция.
– Не знаете, родственники у него есть? – Спросил Воробьев Марию Васильевну, которая стояла на пороге.
– Нет, – ответила она. – Семья во время войны погиб. Семен Гаврилович человек болезненная, после контузии лечился.
Покончив с осмотром комнаты, Воробьев решил поехать за город, где у Ситника был маленький домик.
Он стоял в стороне от группы таких же, летнего типа, хибарок, ближе к морю, на краю обрыва, у подножия которой неугомонно шумел прибой. От большака сюда вела хорошо утоптанная тропинка. Она упиралась в калитку. Забор из колючей проволоки окружала небольшой клочок земли. Одну часть участка Сытник отвел под огород, вторую – засадил виноградом. Виноград был совсем молодой и еще не родился. Обшарпанный одинокий домик смотрел единственным тусклым взглядом.
– Эй, хозяин! – Громко крикнул Воробьев, подойдя к калитке. Никто не отвечал. – Хозяин!
Молчание. Только внизу мрачно шумел прибой.