Улица Королевы Вильгельмины: Повесть о странностях времени

Мы обрадовались и приняли ее с ходу. Но через два-три дня выяснилось, что познания фрау Пшебильски в русском и ограничивались только несколькими такими чисто служебными фразами. Дальше — больше. К нашему ужасу, она оказалась любительницей горячительных напитков. Днем водит Толю не столько по венскому городскому парку, где им положено гулять до обеда, а все больше по окрестным трактирам, где «Толу» быстро узнали и зауважали как сами трактирщики, так и завсегдатаи их заведений. Фрау Пшебильски, не торопясь, впитывала рюмочку ликера или кружку с пивом, а наш полиглот, указывая пальчиком на столики, на двери, окна, вешалку и другие предметы, четко выговаривал их названия на русском, венгерском и немецком языках, потешая пьющую и жующую публику, зарабатывал аплодисменты, а иногда и карамельку. А фрау Пшебильски, завершив чарочку, принималась сама демонстрировать способности своего питомца:

— Тола, вас ист дас?

— Бутилка, ювег, флаше, — незамедлительно следовала тяжеловесная триада.

— Унд вас ист дорт?

— Водка, палинка, шнапс...

Аплодисменты — и дрессировщица гордо раскланивалась с веселящейся публикой.

По чистой случайности зрителем одного из таких представлений стал наш сосед по дому, интеллигентный порядочный австриец. От него стало известно и нам.

Мы с Зоей растерялись, не зная, что предпринять. Ясно было, что ни с какими иностранными домработницами ребенка больше оставлять нельзя, с ним должна сидеть мать.

А кто же тогда будет кормить и одевать семью?

Слава богу, за нас этот сложный вопрос решило командование. Поскольку моя миссия по работе с венгерскими молодежными организациями благополучно завершилась созданием единого Союза трудовой молодежи Венгрии, а с гораздо более малочисленной организацией «Свободная австрийская молодежь» начинал работать другой офицер, меня, старожила австро-венгерских мест, решено было отправить из Центральной группы войск в распоряжение Москвы.

И вот мы на вокзале в окружении друзей ждем отправления специального военного состава из Вены через Будапешт к советской границе. Там, в Чопе, переберемся в другой, советский пассажирский поезд, и через сутки будем в Москве.

Самые томительные минуты перед отправлением поезда. Все уже сказано. Все добрые пожелания прозвучали. Уже и Толя, стоя среди дядей и тетей в своей новой шубке, выдал по требованию публики значительную часть своего репертуара на трех языках. Ему надоело, и он уже нетерпеливо тянет маму за полу ко входу в вагон:

— Пойдем! Менюнк! Геен вир!

— Сейчас, сейчас! Вот дядя-железнодорожник свистнет в свой свисток и тогда...

— Что? Тешшик? Вас?

А железнодорожник все тянет и тянет.

Ну вот наконец длинный прерывистый свист. Мы быстренько забираемся в тамбур. Поезд идет, медленно набирая скорость. Провожающие, тоже истомившиеся в ожидании, с повеселевшими сразу лицами машут нам вслед.

Все! Прощай, Вена! Прощай, заграница!

Идем в свое купе и начинаем устраиваться. Сундучок с посудой, тяжелые чемоданы, узлы, конечно, посередине. Свертки с постельными принадлежностями — на полки.

— А где же Толя? — встревоженно озирается Зоя.

— Где, где? Отправился по вагону знакомиться. «Как ваше имя? А невет, тешшик? Ир наме, битте?»... Вот его шубка на вешалке. На вокзале, значит, не остался.

И все-таки, слегка обеспокоенный, я выхожу в коридор.

Да вот он, наш малыш, рядом, в соседнем купе.

— Стол! Астал! Тиш! — доносится оттуда полиглотский залп сына.

— Можно? — спрашиваю.

— Пожалуйста, пожалуйста!

Захожу в купе. Хо! Знакомый! Полковник Журавлев из архивного отдела. Крупный знаток истории, профессор, преподавал до войны в Московском архивном институте. А из армии после победы его не демобилизовали. Посадили на австрийские архивы искать исторические документы, имеющие отношение к России периода наполеоновских войн и революции 1848 года.

— Ваш? — смеется, пожимая мне руку. — Представьте себе, обучает меня премудростям иностранной речи. Ну кто бы мог подумать: «стол» по-венгерски — «астал»!

— Толя, пойдем, не надоедай дяде.

— Что вы, что вы, наоборот, мне с ним весело. Видите, я один в купе. Может быть, в Будапеште кого-нибудь подсадят... А вы в отпуск?

— Нет, совсем.

Мы разговорились. Полковник Журавлев едет в Москву по личному делу. А если уж точно — на свадьбу дочери.

— Что вы говорите! Поздравляю, поздравляю! А когда свадьба?

— Послезавтра.

— Как раз успеете.

— Дай-то бог!

А Толя продолжает урок:

— Скам... Скамей...

— Скамейка, — подсказываю я. С длинными русскими словами у него еще не вполне получается.

— Да... Скам...ейка... Пад... Банк...

— Молодец!.. А вам бы следовало поддержать эти его наклонности. Не давайте ему забывать языки. У парнишки явные способности. Нужно его развивать в этом направлении. Самый благоприятный возраст. Легко воспринимает и долго помнит...

Я пригласил Журавлева к нам в купе. Познакомил с Зоей. Тут выяснилось, что они уже знакомы. Какое-то время Зоя работала в Вене в хозяйстве полковника Дубровицкого, а Журавлев официально находился у него в подчинении, состоя в должности референта по вопросам истории.