Улица Марата и окрестности

Интересно, не в этом ли доме подыскала квартиру для тестя и дочери теща Ф.М. Достоевского Анна Николаевна? Федор Михайлович искал тогда подходящее для семьи жилье: квартира на Лиговке, где они обитали, писателя не устраивала. Анна Николаевна решила помочь, и летом 1873 года Достоевский писал супруге: «Сегодня Анна Николаевна сообщила мне адрес квартиры, ею для нас отысканной, на углу Николаевской и Разъезжей, без контракта, 4 комнаты (2 больших) 700 руб.».

Переезд, впрочем, не состоялся: Достоевские остались на старой квартире. Видимо, обстоятельства переменились...

РАЗЪЕЗЖАЯ УЛИЦА

Когда-то на этом месте был бор – хвойный лес. Потом его вырубили и местность стали именовать «Большими Пеньками». Одно время и Разъезжая звалась улицей Большие Пеньки.

Но все-таки закрепилось нынешнее имя, присвоенное улице летом 1739 года. Нетрудно догадаться, почему. О срубленных деревьях, да и о пеньках давно уже все забыли – а ямщики и городские извозчики так и продолжали встречаться и разъезжаться здесь в разные стороны. Это был постоянный район их обитания, часть довольно обширной Ямской слободы...

За Разъезжей улица Марата делает поворот вправо. В XVIII столетии Грязная улица на этом перекрестке заканчивалась, а от Разъезжей вдаль вела уже Семеновская, названная по лейб-гвардии Семеновскому полку. Удлинили Грязную только в пушкинские годы...

Обычно мы не сворачивали с прямого пути, но на Разъезжей сделаем все-таки несколько шагов в сторону. Совсем рядом с улицей Марата находится дом № 31 по Разъезжей, в котором шесть лет прожил писатель Федор Кузьмич Сологуб со своей супругой, переводчицей Анастасией Чеботаревской. Здесь был знаменитейший литературный салон, гостями которого бывали Блок и Ахматова, Мандельштам и Куприн, Леонид Андреев и Бальмонт, Чуковский и Кузмин, Алексей Толстой и Александр Бенуа...

Об этом салоне сохранилось немало воспоминаний. И не только в прозе: Игорь Северянин, например, рассказал о своем визите на Разъезжую в стихах:

В студеный полдень октября, —
В такой обыденный, но вещий, —
У Сологуба на Разъезжей,
От нетерпения горя
Увидеть стильного эстета,
Я ждал в гостиной. На стене
Лежала женщина в огне
Дождя при солнце. Помню, эта
Картина, вся лучистый зов,
Какую создал Калмаков,
Меня тогда очаровала.
И вдруг, бесшумно, предо мной,
Внезапно, как бы из провала,
Возник, весь в сером, небольшой
Проворный старец блестко-лысый
С седою дымчатой каймой
Волос вкруг головы. Взор рысий...

Оборвем цитату. Северянин заполнил такими рифмованными мемуарами не один десяток страниц. Понять его рвение можно, ведь после того визита Сологуб взялся выводить молодого поэта в люди, в свет – и в этом вполне преуспел. Скажем лучше о женщине на стене; тут в унисон Северянину прозвучат воспоминания писательницы Тэффи о сологубовских апартаментах:

«Была взята большая квартира, куплены золоченые стулики. На стенах большого холодного кабинета красовались почему-то Леды разных художников.

– Не кабинет, а ледник, – сострил кто-то».

С квартирой Сологуба на Разъезжей связан один знаменитый эпизод, мимо которого пройти никак нельзя. Это дело об обезьяньем хвосте, сделавшее непримиримыми врагами хозяина дома и его до той поры частого гостя Алексея Толстого.

Началась эта история в дни празднования нового, 1911 года. Критик Константин Эрберг, еще один завсегдатай сологубовского салона, вспоминал: «тогда наступил период домашних маскарадов». Свой новогодний маскарад был у Алексея Толстого, свой – у Сологуба с Чеботаревской. Поскольку Чеботаревская славилась как дама энергичная и любительница всяких затей, Толстые попросили ее об одолжении – раздобыть им для маскарада обезьянью шкуру. Чеботаревская просьбу исполнила.

Оба маскарада благополучно состоялись, а сологубовский запечатлел Эрберг: «Друзья приходили, кто в чем хотел, и вели себя, как кто хотел. Помню артистку Яворскую (Барятинскую) в античном хитоне и расположившегося у ее ног Алексея Н. Толстого, облаченного в какое-то фантастическое одеяние из гардероба хозяйки; помню профессора Ященко в одежде древнего германца со шкурой через плечо; Ремизова, как-то ухитрившегося сквозь задний разрез пиджака помахивать обезьяньим хвостом».

Писатель Алексей Ремизов неспроста помахивал обезьяньим хвостом: была у него такая игра в «Обезьянью Великую и Вольную Палату». Эту вымышленную организацию придумал он сам, себя числил обезьяньим царем Асыкой и назначал себе подданных – выдавая им собственноручно разрисованные грамоты с громкими титулами. Ахматова, Розанов, Александр Бенуа, Андрей Белый, Замятин – кто только не состоял в членах этой палаты!