Улица Светлячков

На этот раз поцелуй был долгим, очень долгим и таким глубоким, что заставил все внутри ее запеть от нахлынувшего желания. К тому моменту, когда Чад прижал к себе ее бедра, зажигая огонь внизу живота, она успела позабыть обо всех своих страхах.

— Ты хочешь большего? — прошептал Чад.

— Да.

Он подхватил Талли на руки и отнес на хлипкий диван, прислоненный к скрывающейся в тени стене. Положив Талли на продавленные подушки, он принялся медленно и нежно раздевать ее. Талли слышала, словно откуда-то издалека, как щелкнула, расстегиваясь, застежка лифчика, почувствовала, как с нее снимают трусики. А между тем поцелуй все длился и длился, а огонь внутри разгорался все жарче.

Когда оба они оказались обнаженными, Чад Уили опустился на диван и сжал Талли в объятиях. Пружины протестующе заскрипели под их весом.

— Никто ведь не уделял тебе внимания по-настоящему, а, Талли?

Талли увидела в его глазах отражение собственного желания, и впервые за всю жизнь не почувствовала страха в мужских объятиях.

— Именно это ты и собираешься сделать? — прошептала она. — Уделить мне внимание?

Он убрал с лица девушки влажные волосы.

— Я кое-чему научу тебя, Талли Харт. Разве не этого ты хотела?

Талли потребовалось почти два часа, чтобы найти Кейт. Она начала поиски с комнаты для занятий в подвале общежития, затем посмотрела в телевизионной, в их комнате и даже на спальной террасе, хотя в этот солнечный майский день терраса, вполне понятно, была пуста. Талли поискала в библиотеке для старшекурсников и в любимом Кейт отделе для индивидуальной работы. Потом в читальне для выпускников, где несколько хиппового вида студентов зашикали на нее, стоило ей появиться на пороге. Талли уже готова была сдаться, когда вспомнила про «аппендикс».

Ну конечно!

Она побежала через весь кампус к небольшому двухэтажному домику с остроконечной крышей, который студенты называли «аппендиксом». Каждый год шестнадцати девочкам со старших курсов везло, и им предлагали перебраться из главного здания сюда. Место было шикарным. Никаких кураторов и воспитателей. Обстановка — самая близкая к реальной жизни, на которую можно было вести еще до окончания университета.

Талли открыла входную дверь и выкрикнула имя Кейт. Кто-то ответил, что она на крыше.

Талли схватила из холодильника две банки с фруктовым напитком и побежала наверх. В дальней спальне было открыто окно. Она высунулась, чтобы посмотреть на крышу навеса для автомобилей.

Да, Кейт была там собственной персоной — лежала в белом вязаном бикини на пляжном полотенце и читала роман в мягкой обложке. Талли вылезла на выступ и пересекла крышу автостоянки, которую студенты называли «черный пляж».

— Эй! — произнесла она, протягивая подруге банку с напитком. — Дай угадаю: ты читаешь про любовь.

Кейт наклонила голову и, улыбаясь, прищурилась от солнца.

— «Обещание» Даниэлы Стил. Очень грустно.

— Хочешь послушать про настоящий роман?

— Как будто ты что-то об этом знаешь. С тех пор как мы здесь, ты ни разу не сходила на свидание.

— Не обязательно ходить на свидание, чтобы заняться сексом.

— Большинство людей ходят.

— Но я же не из большинства. И ты это знаешь.

— Хм, ну да, — сказала на это Кейт. — Но не думаешь же ты, что я поверю, будто кто-то смог склонить тебя к сексу.

Талли взяла одно из оставленных кем-то полотенец и легла рядом с подругой. Стараясь не рассмеяться, она смотрела прямо в небо.

— И даже целых три раза, если быть точной.

— Но ты ведь пошла посмотреть распределение должностей летней стажировки. — Кейт резко села. — Нет! Ты же не…

— Сейчас ты скажешь, что студенты не должны заниматься сексом с преподавателями. Но, я думаю, это больше похоже на консультацию, на инструктаж. Но ты не должна никому говорить.

— Так ты занималась сексом с Чадом Уили?

Талли мечтательно вздохнула:

— Это было просто потрясно, Кейти. Я серьезно.

— Вау! А что он делал? А ты что делала? Тебе было больно? Тебе было страшно?

— Да, было страшно, — призналась Талли. — И сначала я не могла думать ни о чем, кроме… ну, ты знаешь… кроме того вечера с Пэтом. Мне казалось, что меня сейчас стошнит. Или что надо попробовать убежать. Но потом он поцеловал меня.

— И?

— И я растаяла. Он снял с меня всю одежду, прежде чем я вообще успела что-то сообразить.

— Тебе было больно?

— Да, но не так, как в прошлый раз. — Талли удивило, как неожиданно легко вдруг стало говорить о том вечере, когда ее изнасиловали. Она впервые отнеслась к этому просто как к неприятному воспоминанию о том, что случилось с ней когда-то. Нежность Чада доказала ей, что от секса не обязательно должно быть больно, что все может быть просто чудесно. — А потом было хорошо, очень хорошо. Я теперь знаю, о чем все эти статьи в «Космо».

— Он сказал, что любит тебя?

Талли рассмеялась, но где-то в глубине души вдруг почувствовала, что ей не так уж смешно, как она пытается показать.

— Нет.

— Ну что ж, это хорошо.

— Почему? Я недостаточно хороша, чтобы в меня влюбиться? Это — для хороших католических девочек вроде тебя?

— Но он же твой преподаватель, Талли.