Улица Теней, 77

И едва слова «сверхъестественная энергия» пришли ему в голову, синяя спираль чего-то непонятного вырвалась из люка, изумив Дайма, взметнулась к потолку, как фейерверк в День независимости, расползлась по бетону и исчезла. Сайлес мог бы сказать, что это свет, но свет никогда не двигался по спирали и не вворачивался, как штопор, в воздух. За первой спиралью последовала вторая, более яркая, потом третья.

И когда третья спираль достигла потолка, железную крышку люка сорвало с шарнира-петли, подняло к потолку, к которому она и прилипла на те мгновения, пока не исчезла синева, после чего упала вниз, с грохотом орудийного выстрела ударилась о бетонный пол, встала на ребро и покатилась, как гигантская монета.

* * *

Марта Капп

Когда воздействием синего света кованую каминную решетку смяло и скрутило, как бумагу, и утащило в топочную камеру, Марта бросила кочергу и поспешила в свою спальню, где в ящике прикроватного столика держала более грозное оружие. Конечно же, она понимала, что нельзя пристрелить магнитное поле или чем там еще мог быть этот синий свет, но очень даже можно пристрелить любую жуткую и мерзкую тварь, вроде той, что порвала диван, при условии, что она не исчезнет, прежде чем палец нажмет на чертов спусковой крючок.

* * *

Айрис

Они хотят оставаться вместе, но они также хотят немедленно подняться на третий этаж, чтобы повидать каких-то живущих там женщин. Уже так много людей. Скоро их станет еще больше.

Один голос — это нормально. Два уже трудно слушать. Теперь их пять, и то, что они говорят, для нее уже и не слова, наполовину — какое-то жужжание, словно они осы, осы в комнате, слова бьются о ее лицо маленькими крыльями, жужжат, жужжат, и в любой момент слова могут начать жалить ее, жалить и жалить, и она не сможет этого выносить, начнет кричать, хотя ей этого не хочется, а если начнется крик, она может и ударить, пусть ударять она не умеет, и не хочет ударять, и никогда не хотела.

Она пытается блокировать голоса, пытается услышать звуки леса такими, как эти звуки описываются в книге: «…кудахтанье фазанов, громкое и пронзительное. Светлый и гордый крик сокола, доносящийся из небесной выси над кронами деревьев, прорывался сквозь неумолчный хриплый вороний хор».

Звуки животных — это нормально. Голоса животных ничего от тебя не хотят, не просят тебя что-то делать, не ждут, что ты им ответишь. Голоса животных успокаивают, точно так же, как тебя успокаивают звуки леса.

«И падающие листья шептались среди деревьев. Они трепетали и беспрерывно шуршали, слетая с вершин и веток. Нежный серебристый звук падал и падал на землю. Как же приятно просыпаться, как же приятно засыпать под этот загадочный и меланхоличный шепот».

Сквозь звуки животных и шепот листьев до Айрис доносится голос мамы, проникает в защитный лес, которым она окружила себя, вновь зовет ее на путь Бэмби. Из любви к олененку, который живет в другом, отличном от ее мире, в книжном мире, и из любви к маме, любви, которую она никогда не сможет выразить, Айрис держит голову низко опущенной и идет со стадом. Они идут и поднимаются, и снова идут, и уже дверь, а за дверью новое место, и две старые женщины с такими приятными голосами, что она решается взглянуть на них.

Одна держит в руке пистолет.

Айрис тут же прячется за листву в своем разуме, возвращается к первым дням жизни олененка, когда Бэмби пришел в ужас, увидев, как хорек убивает мышь.

«— А мы тоже когда-нибудь убьем мышь?

— Нет, — ответила мать.

— Никогда?

— Никогда.

— А почему так? — с облегчением спросил Бэмби.

— Потому что мы никогда никого не убиваем, — просто сказала мать.

Тревога тут же оставила Бэмби».

* * *

Сайлес Кинсли