— Совершенно непристойная одежда. Я еще в городе обратил внимание. И глаза женщины безобразно подводят.
— Почему? Теперь так модно, — ответила Анна Тимофеевна и снова повернулась к эстраде.
Авдей Самсонович тревожно покосился на нее. Он хотел было спросить, не собирается ли и она ходить в подобных платьях и размалевывать себе глаза, но передумал, решив почему-то, что с ней такого не случится. В это время официантка, тоненькая девушка, похожая в белом кокошнике на Снегурочку, поставила перед ним глазунью, и Авдей Самсонович с удовольствием принялся за еду, не глядя больше на певицу и не слушая, о чем таком она поет. Мысли его вернулись к суете прошедшего дня, и он пожалел, что послушался Анну Тимофеевну не снял с аккредитива денег и не сходил, как намеревался, к директору гостиницы выяснить, что за чепуха происходит у них с делением суток и оплатой номеров. Он не очень-то поверил разрисованной администраторше, усматривал в подобном порядке какую-то махинацию и не собирался все это оставить просто так. Занятый своими мыслями, Авдей Самсонович не сразу сообразил, чего, собственно, хочет от него высокий военный.
— Позвольте, куда вы меня приглашаете? — вскинул он жиденькие брови.
— Не вас, — усмехнулся военный. — Разрешите пригласить на вальс вашу даму.
— Анну Тимофеевну? — еще больше удивился Авдей Самсонович.
— Да я не танцую, — торопливо ответила, заливаясь краской, Анна Тимофеевна.
Стриженный бобриком скуластый военный в кителе с погонами майора нараспев протянул «Жа-аль» и отошел от столика.
— Нахал, — буркнул Авдей Самсонович, разобравшись наконец, что к чему, и послал вслед военному уничтожающий взгляд. — Видит же, что люди ужинают.
Анна Тимофеевна отчего-то рассмеялась.
Все время, пока ожидали отбивные и пока их ели, майор, сидевший в компании неподалеку, поглядывал на Анну Тимофеевну. Она этого не видела, а Авдей Самсонович видел хорошо. Однако он больше не злился на военного, наоборот, был горд оттого, что у него такая красивая, очень красивая жена. Поскольку майор посматривал и на него, он старался сидеть прямо и выше держать голову, хотя есть в таком положении было крайне неудобно.
Официантка принесла счет. Анна Тимофеевна потянулась к висевшей на спинке стула сумочке, но Авдей Самсонович шутливо погрозил ей и расплатился сам. У него еще осталось больше рубля мелочью, и он купил две бутылки боржоми, решив взять их с собой в номер.
Из ресторана они вышли в первом часу ночи, пожелали друг другу приятных снов и опять разошлись по своим номерам.
Анна Тимофеевна находилась за день, невероятно устала, но спать ей не хотелось. Она наполнила ванну, взбила мыльную пену, вымыла голову и долго не хотела выходить из теплой воды. Потом простирнула полотенце и кое-какие мелочи, развесила по комнате и растворила настежь усыпанное звездами окно, чтоб за ночь все высохло. Оставалось расчесать волосы и лечь в постель. Она порылась в сумочке и, не найдя расчески, вытряхнула на стол все деньги, булавки, шпильки, флакончики с лаком и духами. Расческа лежала в самом низу. Заталкивая снова все в сумочку, Анна Тимофеевна не обнаружила билетов на поезд. Она решила, что потеряла билеты и забеспокоилась. Но вдруг подумала, что, возможно, отдала билеты Авдею Самсоновичу. Чтобы не оставаться в неведении, она оделась и пошла к нему.
Номер Авдея Самсоновича находился почти рядом со столиком дежурной по этажу. Когда Анна Тимофеевна постучала в дверь, дежурная громко сказала;
— Женщина, к жильцам разрешено ходить только до одиннадцати.
— Я на минутку, — ответила Анна Тимофеевна и постучала сильнее…
— Женщина, человек спит, а вы тревожите, — строже сказала дежурная, выходя из-за столика.
Авдей Самсонович, видно, на самом деле уже спал, потому что на стук не отозвался. Не желая ничего объяснять дежурной, Анна Тимофеевна вернулась к себе и еще раз перерыла сумочку. Билеты нашлись в большой сумке, где лежали неразвернутые покупки и старый, заношенный костюм Авдея Самсоновича. Каким-то образом она сунула кошелек с билетами в эту сумку и забыла.
— Ох и дура же я! — вслух отругала себя Анна Тимофеевна, довольная тем, что билеты не пропали.
Она выключила свет и легла в постель. Но, уснула лишь где-те к рассвету — все ворочалась и думала. И больше — о том, что не ошиблась, связав свою судьбу с Авдеем Самсоновичем. Он представлялся ей добрым, трогательно-беззащитным человеком и вызывал у нее какое-то сострадание, сходное с тем, какое она испытывала, работая санитаркой; к больным: все они не могли обходиться без ее помощи и внимания. И она с радостью готова была окружить Авдея Самсоновича и своим вниманием, и своей заботой.
Проснулась Анна Тимофеевна от гудения пылесоса в коридоре. Взяла со столика часики и ужаснулась: было без четверти одиннадцать. Недоумевая, почему Авдей Самсонович не разбудил ее, она оделась, взяла сумочку и поднялась на третий этаж.
Дежурной на месте не было. Дверь в номер Авдея Самсоновича была приоткрыта, и Анна Тимофеевна вошла без стука.