Улица Вокзальная, 120

Не вполне осознавая происходящее, я почувствовал, как меня кладут на носилки и помещают в чрево «скорой помощи», в тошнотворную смесь паров низкосортного бензина и йодоформа.

В госпитале меня довольно быстро уложили в относительно чистую кровать. Дежурный док был румян, толст и весел. Он обозвал меня пьяницей (мое дыхание источало запах перегара), отпустил пару дурацких шуток в адрес военнопленных и успокоил в отношении серьезности полученных мною травм. Несколько сеансов массажа, и все как рукой снимет; а если мне это доставляет удовольствие, то я даже смогу возобновить свои акробатические упражнения. И добавил, что с меня причитается большущая свечка за здравие того солдатика из почетного караула. В этом вопросе у нас не было расхождений.

Наложили бинты. Делавшая перевязку медсестра не отличалась ни молодостью, ни красотой. Я знал, что самые опытные — из их числа, но раз уж выяснилось, что моя жизнь вне опасности, могли бы прислать кого-нибудь и попривлекательнее.

Ну да ладно... Все удалились, оставив меня в темноте. Изрядно помятый, я все же пренебрег транквилизаторами, оставленными в мое распоряжение на ночном столике. Я намеревался поразмышлять.

Однако мне не суждено было вволю насладиться одиночеством. Часы на городской башне пробили четыре, и вскоре вновь появилась медсестра. На сей раз в сопровождении санитара. Вдвоем они переложили меня на тележку. Я отправился в малопривлекательное путешествие по бесконечным, погруженным в зловещий сумрак коридорам. И, как сова, захлопал глазами, когда мы въехали наконец в ярко освещенное помещение.

Мое состояние не требовало хирургического вмешательства. Зачем же меня привезли в операционную? Приподняв голову, я понял зачем.

Док был в операционной не один. Рядом с ним двое мужчин, облаченных в одинаковые бежевые плащи и мягкие серые шляпы. Ни дать ни взять —- близнецы. Это и впрямь были презабавные братишки.

— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался, подходя ко мне, один из них, с красными прожилками на лице.

Тщательно выбритый, непринужденный в общении, он был не лишен известного лоска, который не портила ни досадная краснота лица, ни полагающийся по уставу габардиновый плащ, под которым я узрел вечерний фрак. Этот человек мог служить в полиции нравов, контролирующей игорные дома, а может быть, вынужденно прервал исполнение своих светских обязанностей.

— Доктор разрешил мне задать вам несколько вопросов. Позволяет ли вам ваше самочувствие ответить на них?

Какая предупредительность! От умиления я едва не лишился чувств. Да, он может задавать свои вопросы.

— Тут на Перрашском вокзале только что подстрелили одного типа, — начал он. — Того, что ухватился за опущенное окно вашего купе. Вряд ли имеет смысл спрашивать, знаете ли вы его. Мы нашли при нем удостоверение Агентства Фиат Люкс, а придя сюда с намерением допросить на всякий случай бывшего военнопленного, так неудачно спрыгнувшего с поезда, узнали, что вы — Нестор Бюрма, директор этого агентства. Не так ли?

— Совершенно верно. Мы с вами почти коллеги.

— Гм... Да. Меня зовут Бернье. Комиссар Арман Бернье.

— Очень приятно. Мое имя вам известно. Боб погиб?

— Боб?.. Ах, да! Коломер... Увы! Нашпигован пулями 32-го калибра. Что он вам сказал, подбежав к окну?

— Ничего особенного. Что рад меня видеть.

— У вас была назначена встреча? То есть, я хочу сказать, он был извещен о вашем возвращении? О том, что вы будете в Лионе проездом?

— Ну разумеется, а как же иначе? — ответил я. — Лагерное начальство разрешило мне телеграфировать ему об этой приятной новости.

— Воздержимся от шуток, месье Бюрма. Я пытаюсь отомстить за вашего подчиненного, к вашему сведению.

— Сотрудника.

— Что? Ну да... конечно. Так вы встретились случайно?

— Совершенно неожиданно. Я увидел его на платформе и окликнул. Да и как мог я рассчитывать, черт побери, встретиться с ним там в два часа ночи? Между прочим, он долго не узнавал меня. Наверное, я сильно располнел. В общем, радуясь встрече, он вспрыгнул на подножку. Было очень шумно. Я не слышал выстрелов. Но прочел на его лице то выражение удивления и растерянности, которое не может обмануть. А когда он стал падать па асфальт, я заметил, что элегантное пальто изорвано в клочья... на спине.

— У вас есть какие-нибудь предположения?

— Никаких. Я ничего не понимаю во всей этой истории, комиссар. Возвращаюсь из плена и вдруг...

— Да-да, конечно. Когда в последний раз вы встречались с вашим сотрудником?

— В день объявления войны. Тогда я закрыл агентство и явился на призывной пункт. Коломер в частном порядке продолжал расследование каких-то малозначительных дел.

— Его не призвали в армию?

— Нет. Он был освобожден от воинской повинности. По состоянию здоровья. Что-то с легкими...

— Вы поддерживали с ним связь?

— Время от времени посылал почтовые открытки. Потом попал в плен.

— Он интересовался политикой?

— Насколько мне известно, до сентября 39-го он ею не интересовался.

— А позднее?

— Не знаю. Но если бы он вдруг занялся ею, меня бы это удивило.

— Он был состоятельным человеком?

— Не смешите, сделайте милость.

— В долгах?