— Вот именно. Несколько лет назад ему удалось отложить какую-то сумму. Он открыл счет — а банкир дал деру. С тех пор он тратил все свои гонорары, не заботясь о завтрашнем дне.
— Мы нашли при нем несколько тысяч франков. Почти все — новыми купюрами...
— Это мне ни о чем не говорит.
Комиссар Бернье понимающе кивнул.
— Зачем вы спрыгнули с поезда? — вкрадчиво спросил он.
Я рассмеялся.
— Вот первый идиотский вопрос, который вы мне задаете, — сказал я.
— И все же? — повторил оп без тени обиды.
— Мне не понравилось, что моего помощника подстрелили у меня на глазах. Чересчур щедрый подарок для первой встречи. Я решил выяснить, в чем дело...
- Ну и?..
— ...и пропахал носом.
— Вы не заметили ничего необычного?
— Абсолютно ничего.
— Не видели вспышек выстрелов?
— Я ничего не видел и не слышал. Все произошло так неожиданно. Я не смог бы даже указать место, где это случилось. Поезд набирал ход. Дополнительное затруднение при вычислении угла попадания, — добавил я как бы невзначай.
— О! Мы уже определились на этот счет, — бесстрастно заметил он. — Стрелявший находился у газетного киоска, рядом с фонарным столбом. Просто чудо, что никто больше не пострадал... Весьма меткий стрелок, если хотите знать мое мнение.
— Следовательно, это исключает гипотезу, что преступник убил Коломера, целясь в меня.
— Целясь в вас? Вот черт, об этом я не подумал.
— И не думайте, — ободрил я его. — Просто я пытаюсь загрузить мозги. Ничем не следует пренебрегать, тем более что найдется немало таких, кто имеет на меня зуб. Но даже они не настолько всемогущи, чтобы заранее узнать о моем возвращении.
— Это верно. И все же ваше замечание открывает передо мной новые горизонты. Ведь Робер Коломер был не столько вашим подчиненным, сколько сотрудником?
— Да, мы всегда вели дела вместе. Как говорится, два сапога пара.
— А что, если какой-нибудь преступник, которого вы в свое время упекли за решетку, решил отомстить...
— Весьма вероятно, — глубокомысленно изрек я.
Комиссар бросил взгляд на доктора, проявлявшего признаки нетерпения.
— Я уже достаточно долго допрашиваю вас, месье Бюрма, — сказал он. — Осталось совсем немного. Мне понадобятся имена тех наиболее опасных преступников, не останавливающихся даже перед убийством, в задержании которых вы принимали участие за последние несколько лет.
В ответ на эту витиеватую фразу я заметил, что после событий в Перраше состояние моего здоровья не позволяет мне в данный момент подвергать свой мозг столь изнурительному испытанию. Но если мне предоставят несколько часов, чтобы прийти в себя...
— Ну разумеется! — сердечно воскликнул он. — Как вам будет угодно. Я не требую невозможного. Благодарю за помощь.
— Боюсь, что ничем не смог вам помочь, — с улыбкой ответил я. — Все эти семь месяцев я провел между Бременом и Гамбургом. Увы, мое безошибочное чутье не позволило мне угадать, чем занимался в нескольких сотнях километров от меня мой сотрудник.
Он пожелал мне скорейшего выздоровления, обменялся рукопожатием со мной, с доктором (который, утратив изрядную долю присущего ему благодушия, пробормотал нечто нечленораздельное) и исчез в сопровождении своего молчаливого спутника.
Я покинул залитую слепящим светом операционную и с облегчением водворился на прежнее ложе, к которому подкатила меня уродливая медсестра, проглотил болеутоляющее и погрузился в сон.
Глава III. ЗАНИМАТЕЛЬНОЕ ЧТИВО КОЛОМЕРА
Наутро во время врачебного обхода доктор нашел мое состояние удовлетворительным, и я был переведен в соседний корпус, расположенный на противоположной стороне улицы. Там самым недисциплинированным образом разгуливали несколько в разной степени искалеченных военнопленных, ожидавших возвращения к домашнему очагу. Некое гориллоподобное существо подвергло меня массажу, обернуло в холодные простыни и препоручило медсестре, сексапильность которой была той же пробы, что и у ее коллеги из здания напротив.
Я написал четыре письма, межзональную открытку и попросил эту славную женщину, которая, несмотря на свою неблагодарную внешность, оказалась воплощенной любезностью, не мешкая отнести их на почту. Поезд, от которого я отстал при столь драматических обстоятельствах, должен был доставить освобожденных военнопленных в Монпелье, Сет, Безье и Кастельнодари. Моя корреспонденция предназначалась для Эдуарда и четырех находившихся в этих городах военных госпиталей. Я просил его как можно скорее переслать мне мой чемодан, оставленный на багажной полке нашего купе. Межзональная открытка была адресована моей консьержке.
В полдень, заметив, что сосед по койке намеревается сложить из газеты колпак, я прокричал ему (он был туг на ухо) просьбу передать ее мне.
Внизу на последней полосе, под рубрикой «Когда верстался номер», было опубликовано краткое изложение кровавых событий, ознаменовавших мое возвращение из плена.
Под заголовком «ТРАГЕДИЯ НА ПЕРРАШСКОМ ВОКЗАЛЕ» я прочитал: