Улица Жмуров

– Он окочурился, – непочтительно говорит она.

– Знаю, но ведь он все-таки жил здесь?

Она прилипает толстой физиономией к кружке, потом поднимает ее, и я констатирую, что кружка пуста. Снимаю шляпу! Вот это глотки.

Она вздыхает с таким звуком, как будто из шины выходит воздух.

– Четвертый этаж, слева.

С ума сойти, каких усилий порой требуют некоторые невинные сведения.

– Спасибо! – говорю я. – Ваше здоровье...

Поднимаюсь по лестнице. Три этажа – это большой подъем! Останавливаюсь перед дверью слева и нажимаю на кнопку звонка.

Я действую наудачу, не зная, есть ли кто в квартире. Бальмен был холостяк и, возможно, жил совсем один.

Звук шагов доказывает мне обратное. Дверь открывается, и передо мной оказывается маленький педик с завитыми белокурыми волосами.

Ему, может быть, лет двадцать пять, может, чуть больше или меньше. Похож на туберкулезника... Он среднего роста, тонкий и хрупкий. На щеках следы пудры, разумеется, пудра голубого цвета; на губах следы помады. Но сегодня день траура, и он не наводил красоту. У него глаза газели, влажные и бесчеловечные, как у всех ему подобных... Тонкие руки дрожат.

Его голос хрипловат, как у Марлен Дитрих. Говоря, он жеманно взмахивает ресницами.

– Месье?..

– Здравствуйте, – говорю я. – Это квартира месье Бальмена?

– Да...

– Полиция...

Он в испуге отшатывается.

– Господи!

– Вы родственник месье Бальмена? Он качает светлыми кудряшками.

– Нет, – отвечает, – я его друг...

В мире нужны всякие, как говорит Фелиси. И я с ней охотно соглашаюсь... Чтобы мир крутился нормально, в нем должны быть полицейские, шлюхи, порядочные люди, кузены Экторы и голубые, вроде этого, хотя лично я ненавижу бабозаменителей. Это просто физическое отвращение...

– Друг или жена? – спрашиваю я в лоб.

Новый испуганный жест «дамочки».

Но педики любят, когда их немного встряхивают.

– О, господин инспектор! – жеманничает он.

– Комиссар, – поправляю я. Временами я очень щепетилен к моему званию.

Этими несколькими фразами мы обменялись на коврике у двери. Я вталкиваю мальчика в комфортабельную квартиру и вхожу туда следом за ним.

– Мы можем поговорить, да? – спрашиваю.

– Разумеется. Проходите!

Он ведет меня в салон, меблированный в чистом стиле Луи Надцатого. Я усаживаюсь в кресло с такими хрупкими ножками, что сомневаюсь, выдержат ли они мои семьдесят шесть кило. Педик ложится на диван и начинает изображать из себя Жюльетт Рекамье.

На нем розовая рубашка, фиолетовые брюки и желтый шелковый платок... Странный туалет для траура...

– Как ваше заглавие? – спрашиваю я.

– Мое... что?

– Ваше имя.

– А! О! Очень забавно! Как вы сказали? Заглавие? Здорово...

Мой разъяренный взгляд успокаивает его восторги.

– Меня зовут Джо, – отвечает ок.

– Очень красиво для близких друзей, – оцениваю я, – но ведь секретарь полиции, выдававший вам удостоверение личности, не удовлетворился этим?

Он жеманничает.

– А вы юморист, господин комиссар.

– Мне это говорят уже двадцать лет. Так как же все-таки вас зовут?

– Джо Дени...

– Возраст?

– Тридцать три! Но я ведь выгляжу моложе, правда? С каким удовольствием я саданул бы ему по роже, чтобы успокоить нервы.

– Так, значит, старик был голубым? – говорю я больше для себя, чем для него.

Я пытаюсь представить себе Бальмена... В общем, он чем-то был похож на педика.

Мой собеседник не отвечает на этот полувопрос.

– Долго вы были вместе?

– Четыре года, – вздыхает он.

– Наследуете вы?

– Не знаю...

Но по легкому поблескиванию его глаз я понимаю, что он прекрасно информирован по этому вопросу. А он не дурак! Небось заставил старичка написать на себя завещание, пока иллюстрировал ему «Камасутру»...

– Он был сердечником?

– Да.

– Его дела шли хорошо?

– Кажется, да... Он давно здесь живет, имеет постоянную клиентуру...

– Согласен... Только не «имеет», а «имел». Хотим мы того или нет, а о нем приходится говорить в прошедшем времени, не так ли?

– Увы! – вздыхает он.

– Скорбите?

– Очень...

– Все утрясется, вы найдете порядочного мужчину, с которым начнете жизнь сначала, – усмехаюсь я. – Вдовца без детей... А может, и с детьми, они дела не портят... Я уверен, из вас вышла бы отличная мать семейства.

Он не реагирует.

– Вы работали с Бальменом?

– Как это?

– В его магазине?

– Редко... Только на праздники, когда бывало много народу.

– В общем, ты мальчик для особых случаев? Что вы хотите, не могу я называть эту мерзость на «вы».

Глядя ему прямо в глаза, я спрашиваю:

– Ты знаешь Жана Парьо? Он качает головой.

– Кого?

– Жана Парьо. Посредника, с которым был твой старик, когда дал дуба.

– Нет, – отвечает мальчик.

– Такой высокий, в кожаном пальто.

– Нет...

Вид у него искренний, как у дюжины тигров. Я не настаиваю.

– Ладно... Ты в курсе, что вчера он приобрел старинные вещи?

– Совсем нет...

– Ну что ж, мой мальчик, мне остается только проститься с тобой... У Бальмена были родственники? – Нет, у него никого нет.

– Значит, антиквариат достанется тебе, Джо, можешь утешиться...

Он довольно улыбается.

– До скорой встречи, паренек!

Он протягивает руку, но мне противно к ней притрагиваться.