Ульмигания

Отсюда, с крутого откоса над заливом, хорошо были видны берега их родины — Вармии, но сюда же, в самое сердце Страны Воинов, никто ни из их рода, ни из родственников Рендала не смел сунуться. Впрочем, и самбы, хотя большое их городище Шоневик[61] было совсем рядом, за болотом, тоже здесь не появлялись. Слишком сложен был путь через топи, обладавшие стойкой славой прибежища многих маркопетов. И хотя Милдена вздрагивала при одном только упоминании об отвратительных служителях Пикола, с Дилингом она не боялась даже земляных людей. Испугаться ей пришлось только однажды, на днях, когда Дилинг заявил, что поедет к курам, поищет Торопа. Его тревожило, что до сих пор о рутене ничего не было слышно, хотя — Дилинг был убежден — тот остался жив. И Милдена испугалась. Причем не столько того, что останется одна, сколько за самого Дилинга. Почему-то ей стало страшно. И было страшно все время, пока он отсутствовал. Милдена не понимала, откуда пришел страх. Ведь не боялась же она, когда ее запер Крива в подземелье, не боялась, когда узнала, что Дилинг ушел к ляхам. А сейчас страх просто сдавил ей холодными пальцами сердце, заставил оцепенеть и забыть о том, что осталась одна в хижине, и о болоте с маркопетами. Только вчера, когда солнце поднялось высоко над заливом, у нее отлегло. Она почувствовала, что Дилинг возвращается. Сегодня Милдена была уже весела и, готовя жаркое к приезду мужа, напевала.

А он приехал один. Милдена теперь не знала, что делать, радоваться приезду Дилинга или скорбеть оттого, что он не нашел своего друга? Или нашел, но мертвого?

Очаг она держала раскаленным весь день. Горячий сомписин — Дилинг любил горячий, свежий — вот-вот должен поспеть к трапезе.

Но Дилинг не стал дожидаться обеда. Он вышел из хижины с топором на плече и, ни слова не говоря, ушел в ельник. Милдена подумала было отложить выпечку, но потом что-то подсказало ей, что в лесу он долго не пробудет. Она занялась формовкой теста.

Дилинг действительно пришел очень скоро. Милдена подала еду у дворового очага, как он любил, и присела у его ног. Заглянула в лицо. Дилинг вертел в руках ломоть хлеба и смотрел поверх залива. Потом повернулся к Милдене:

— Я его не нашел. Ничего. Нет даже намека на то, что он там был. Но ведь он там! Проклятое место!

Милдена хотела напомнить ему о вайделотке Лауме, но потом подумала, что Дилинг и без нее во всем разберется.

— Ты его найдешь, — сказала она. — Поверь мне.

Дилинг внимательно, будто очнувшись, посмотрел на нее, потом обнял и прижал к себе.

Глава 4

«Когда Сыновья Звезды научили темнолицых растить хлеб, шить одежду и строить крепости, они вручили им свое Знание. И люди презрели богов и забыли их. Но боги не простили предательства. Многажды они пробовали мстить людям, насылая и воду, и огонь, и мор. Но всякий раз беловолосые великаны отводили от людей напасти, ибо так возлюбили тех, что взяли дочерей темнолицых в жены и имели от них много потомства. А когда умер последний из Сыновей Звезды, боги опять объявились людям. Но люди смеялись над ними и поносили их, ибо возгордились и сочли себя сами великанами, равными богам. И объявили богам войну, и призвали к себе на помощь зловредных духов и великих драконов. И была война. И небо застлал дым, а землю пепел…

…А когда марево рассеялось, увидели люди, что погибли их драконы. И смрад стоял над всем миром. И поняли люди, что духи подчинились богам, ибо холод наступил по земле. И осыпались цветы с деревьев, и замерзла вода в морях…

…Горько раскаялись люди, и возопили, и припали к ногам богов. Но не вняли им боги и воздали каждому должное. У кого отняли самую жизнь — те умерли в страшных мучениях и болезнях; у кого — огонь, они одичали, и покрылись шерстью, и бродят в густых лесах, и стали те маркопетами; у кого — силу и стать человеческую — те обмельчали, и прячутся под камнями, и зовутся барстуками…»

Поблескивающий золотистой корочкой, хорошо прожаренный калкан занимал всю поверхность круглого стола. Двенадцати старейшинам, рассевшимся за ним, казалось, что эта рыбина и была собственно столешницей, а ножки стола приделаны прямо к ее бледному брюху.

Барстуки очень любили рыбу. Но из-за своего малого роста могли ловить только мелочь — карася, ершей, изредка — салаку или корюшку. Деликатесы вроде камбалы доставались с большим трудом у людей — в обмен на изделия кузнецов-барстуков или найденные в земле драгоценные безделушки и монеты времен расцвета ульмиганов. Самый вид калкана говорил о важности собрания.

В зале было тепло и сухо. Потрескивая, ярко горели в очаге лиственничные шишки. Светильники, висевшие на стенах, распространяли тонко-смолистый запах масла сосновых орешков.

Клабун дождался, пока всех обнесут можжевеловым пивом, и начал с традиционной формулы:

— Все ли присутствуют на этом собрании?

— Все здесь, король, — отвечали старейшины.

— Все ли здоровы?

— Здоровы.